по крутой узкой лестнице с перилами, что вела на антресоли ресторанного зала.
– Так вот, молодые люди, что-то я хотел вам сказать, но, кажется, не скажу. Скажу другое, в духе дня, но вы меня послушайте.
– Слушаем, – сказал Шардаков, сияя всеми своими шрамами и царапинами.
– Бегите отсюда, пока не поздно, на просторы большой жизни, а то завязните тут как мухи в янтаре.
После этого он хлопнул рюмаху, потыкал вилкой в кусок капусты у себя на тарелке и встал.
– Ну что ж, хорошего помаленьку.
– Понемножку, – вежливо и тихо поправил Садофьев.
– А я отправляюсь в клуб четырех коней.
И ушел, оставив весьма противоречивое о себе впечатление.
Молодые люди заказали еще один графинчик, а потом еще. День медленно клонился к закату.
– А я все равно приеду поступать, – суммируя свои сомнения, сказал Шардаков во время одного из тостов.
– А чего ты, там же у тебя на Итурупе красиво – север.
– Сам ты север.
– А у нас в Ростове хорошо, абрикосы пошли.
– А у нас ничего не растет, – вздохнул Садофьев.
– Все же здорово, ребята, что мы напали друг на друга, даже расставаться не хочется, – вдруг расчувствовался Шардаков.
Следующий графин официантка нести отказалась и вежливо намекнула, что им, в общем-то, пора собираться.
Вартанов все время крутил головой, непонятно что стараясь углядеть. Хотя, в общем, понятно. Еще на семинаре тот высмотрел пару симпатичных девиц, и теперь рассчитывал, что они появятся здесь. Зал уже был полон, и в воздухе стоял сдержанный благородный гул, как от работы большой группы компьютеров, сказал бы я, если бы это сравнение было уместным хронологически.
– А меня никто дома не ждет, – пустил вдруг слезу Шардаков.
– То есть? – заинтересовались друзья.
– Совсем. Мамка со своим хахалем, кажется, даже не заметила, что я куда-то укатил.
– Мальчики, на воздух, – пролетел над головами зов официантки.
Они поднялись, как карбасы на волнах, медленно пошли к выходу.
– Стой, а там что, – сообразил Вартанов, указывая вглубь помещения. Выяснилось, что там коридор, занятый слева стойкой. Здесь им оказались неожиданно рады. Тут торговали в розлив. Шардаков решительно потребовал три по пятьдесят все той же водочки. Они встали, неудобно облокотившись на стойку, вокруг все плавало, бегали официантки, перемещались какие-то люди под покровом своего литературного авторитета. А откуда-то из конца этого помещения, с противоположной ресторану стороны, катил шум морского прибоя или, может быть, племенного становища в момент объявления привала.
– И собака моя сдохла.
– Белый клык? – поинтересовался Садофьев.
– Клыки белые, да.
– А лететь сколько?
– Четырнадцать часов. И то, если погода будет.
– Слушай, а чего тебе туда тащиться, – предприимчивость
