впервые подал голос Ленчик.
– Так давайте возьмем его с собой, – обрадовавшись поддержке, предложил Макс.
– Это алабай. Он обычно послушен и верен только одному хозяину. И спокойствие его обманчиво… – Лех чуть повернул голову:
– Хочешь проверить, Макс?
Тот, не отвечая, сделал неуверенный короткий шаг вперед и осторожно протянул к собаке руку. Алабай беззвучно взвился в высоком прыжке. Раздалось два приглушенных выстрела. Пес с визгом тяжело грохнулся на землю, на шкуре его проступили кровавые пятна. Злобно хрипя, он из последних сил подполз к успевшему отскочить Максу, уткнулся массивной оскалившейся пастью в запыленные носки коричневых ботинок с высокими берцами и, тяжело выдохнув, безжизненно замер.
– Говоришь – взять с собой? Еще миг, и лежал бы ты здесь, гуманист, с порванным горлом… – сурово констатировал Лех.
– Все равно жалко его, – упрямо выдавил из себя заметно побледневший Макс.
– Жалко пчелку, а пчелка на елке! – прикрикнул на него начинающий сердиться командир. – Отставить пустые разговоры! Времени в обрез! Вертушка будет на точке в шесть утра. Нужно успеть за ночь покончить с Куланом. По-шустрому обыщите этого абрека и ходу!
***
– Лех!
Громкий требовательный оклик и последовавший за ним стук жаропрочного стекла, резко соприкоснувшегося с деревянной твердью, заставил опустить книзу глаза коротко стриженного поджарого мужчину лет сорока в строгой черной футболке без рукавов, сидящего с отсутствующим видом на деревянном стуле с выгнутой овальной спинкой. На ничем не покрытой гладкой столешнице из светлого нелакированного дерева лениво расплывалась почти идеально круглая ароматная лужица черного кофе, выплеснувшегося из прозрачной чашки.
– Ты меня, вообще, слышишь?!
Раздался глухой звук с негодующей силой опущенной на кухонной стол раскрытой картонной упаковки со сливками. В геометрический центр шоколадно-коричневого пятна резво шлепнулась крупная молочно-белая капля.
«Надо же, какая точность!» – удивленно отметил про себя Лех, заинтересованно наблюдая за начавшимся на столешнице процессом слияния жидкостей разного цвета и происхождения. Лужица постепенно стала напоминать небрежный набросок эзотерической монады, только не статичной, а подвижной, с вялотекущим взаимопроникновением и непонятным пока преобладанием то ли темного Инь над светлым Ян, то ли наоборот.
– Что ты, как истукан, застыл над тарелкой?!
Мужчина, которому адресовалась эта гневная тирада, не прекращая созерцания неожиданно заинтересовавшего его пятна, с прикрытым ртом лениво ковырнул вилкой недоеденный кусок омлета, уже успевшего охладеть и съежиться, и теперь сиротливо желтеющего на помпезной тарелке из сверкающего белизной саксонского фарфора.
По поверхности стола как хвост бенгальского тигра стремительно скользнуло полосатое оранжево-коричневое
