недовольно поморщился, отстранился, взял со стола белую бумажную салфетку и тщательно оттер губы от оставшихся на них оттисков ярко-красной помады.
С разочарованным видом Татьяна уселась на место и саркастично прокомментировала:
– Боишься, что жена заметит?
– Не боюсь, – холодно ответил Лех. – Просто терпеть не могу ощущения крашенного жира на губах. И ты это прекрасно знаешь.
– Ну да. Ты всегда был сторонником естественности, – хмыкнула собеседница.
– И был, и есть, – не стал возражать Горецкий.
– И никогда не понимал, что правильно подобранный макияж может кардинально изменить образ женщины. Возьмем, к примеру, Мерилин Монро…
– Ну, конечно, Монро! – бесцеремонно перебил Лех. – Ты всегда держала ее за кумира и старалась на нее походить. Но я уверен, что привлекала она мужчин все же не толстым слоем косметики и удушающими запахами, а совсем другим…
– Добрый день, – перед столиком возникла моложавая рыженькая официантка в псевдосельском одеянии с претензией на «народность», состоящем из расшитой цветным орнаментом белой блузки с длинными рукавами и не доходящей до колен светлой юбки, частично прикрытой коротким красным передником. – Что желаете? – Девушка изобразила на лице дежурную казенную улыбку, достала из накладного кармана фартука небольшой блокнот с заложенной в него шариковой ручкой и приготовилась записывать заказ, с простодушным любопытством искоса поглядывая на явно заинтересовавшую ее пару.
– День добрый, – Лех поднял на нее глаза. – Двойной черный кофе с кардамоном, без сахара. И поменьше воды, пожалуйста. Пока все. – Предугадал он ее вопрос.
– А ваша дама? – проявила настойчивость рыженькая.
– А дама уже не моя. И сама может заказать, что хочет. Говорить она умеет, – отвернулся от официантки подполковник.
Сердито поджав губы, Татьяна обратила лицо к рыженькой: – Мне бокал мартини Бьянко с оливкой и сырное канапе, – сделала она свой выбор и, дождавшись, когда официантка отойдет, с обиженно-трагической ноткой в голосе добавила: – Мог бы и не демонстрировать на людях так открыто свое безразличие ко мне…
– Таня, я понимаю, что ты актриса, но не забывай, что ты не сцене, – иронично прищурился Лех.
– Жизнь – это сцена, и мы на ней актеры… – с чувством продекламировала собеседница.
– Может, Шекспир в этом и прав, но заигрываться все равно не стоит. Так зачем ты хотела меня видеть?
– Понимаешь, Леша… – Татьяна сделала скорбное лицо. – Коля попал в беду…
– Ничего удивительного, он всегда был бедовым мальчиком, – хмыкнул Лех. – Сколько ему сейчас? Восемнадцать?
– Да. Недавно исполнилось.
– А тебе значит уже под сорок…
– Фу, какой ты стал беспардонный! – обиженно надулась Татьяна, но тут же моментально сдулась и придала лицу жалостливо-озабоченное выражение. –
