не тронул никого. Вот её даже спас… – протянул мужчина.
– Ну, не знаю! Вы же видите… Ну, а с Академгородком что?
– Да решают, кто возьмёт. Вроде, институт какой-то хочет за ним приехать, но у них не готово помещение и аппаратура для исследований…
– Вообще, это ужас какой-то! – проворчала врач.
– Давайте, что-нибудь придумаем с уколом? – отозвалась Алина. – Он всё понимает. Они уставились на неё, словно вспоминая, что она здесь делает.-
– Давайте я попробую. В какое место надо ставить?
– Ты хочешь поставить укол?! А ты умеешь? – ошеломленно спросила ветврач.
– Да нет. Я попробую поговорить с ним.
Теперь они оба не менее ошеломленно посмотрели на неё. Алина пошла к клетке, бросив через плечо – Вы готовьте всё.
Существо, сидело безучастно, подперев голову руками.
– Чак!
Он следил за каждым ее шагом, но все равно встрепенулся от звука ее голоса.
– Чак… Я боюсь тебя… Мы все боимся.… Но, мы хотим помочь. Ты должен подойти, сесть вплотную к решетке и мы поставим тебе укол. Тебе не будет больно. Ты же вон какой большой и сильный! Ты даже не заметишь… – Она собирала всё, что первое приходило в голову, он прислушивался к словам, больше вглядываясь в глаза. Она замолчала. Повисла пауза. Он замер, задумался, как будто переваривая информацию. Потом поморщил лоб.
– Чак!.. Пожалуйста!.
Он приподнялся и с мрачным видом приблизился к решетке. Сел на корточки..
– Быстрее ставьте! – не отводя глаз бросила Алина.
– Я боюсь, надо в заднюю мышцу!
– Вы же ветеринар! Давайте!
Мужчина хотел подойти и помочь женщинам. Но Чак недовольно заворчал и развернулся к нему. В этот момент, когда бедро его тесно прижалось к прутьям клетки, врачиха быстро поставила укол.
«С ума сойти! Кому расскажи, не поверят!» – вскрикнула она, отпрянув от клетки и облегченно вздыхая.
* * *
На следующий день Алина пришла снова. И на следующий тоже. Виктор Иванович пропускал ее. Она садилась у клетки на лавочку, которую притащили охранники, и они с Чаком смотрели друг на друга.
Конечно, только от одного его вида у нее бежали мурашки по коже, и появлялось ощущение нереальности. Но она убеждала себя, что раз он материален, то реален и, значит, ничего необычного в этом нет. Просто это неизученное явление природы.
Ей было страшно и интересно одновременно. Если б она не была так юна, любознательна и не испорчена, то контакта, наверно, и не получилось бы. А в ней, как раз, сочетались наивность ребенка и рассудительность взрослого. Она была смела, умна и готова к познанию этого мира.
И вот теперь, сидя возле клетки, она плела всякую околесицу, рассказывала о своей жизни, о своих мечтах. Он внимательно слушал. Иногда он надолго «уходил в себя», потом поворачивался
