не вполне понимали, что она имеет в виду, Мириам делала упор на отсутствии непрерывности, на жестоких разрывах, на незавершенности любого момента, как долгого, так и краткого. Незавершенность была единственным ритмом, за который мы могли бы зацепиться, чтобы соразмерить оставшееся от нашего существования, единственной формой измерения внутри кромешной тьмы. Чем больше она пыталась описать нам в деталях временную структуру, которая была у нее в голове, тем меньше мы понимали основы этой структуры. Мириам раз за разом начинала было объяснять, потом, обескураженная, отказалась от попыток нас убедить. Однако спустя какое-то время, спустя, скажем, год или два, может быть, меньше, может быть, больше, мы опробовали ее соображения на практике. Мы поступили так по дружбе, от нечего делать и из коллективного любопытства. Поскольку в окружавшем нас мраке было не найти лучшей материальной зарубки, нежели слово, каждый из нас в свой черед произносил речь. Идея состояла в том, чтобы сочинить рассказы, сказни, вывести на сцену каких-то персонажей, явившихся почти что ниоткуда или из наших совсем смутных воспоминаний, и в первую очередь посмотреть, сможем ли мы довести свои истории до конца и тем самым опровергнуть теорию незавершенности, которую продолжала защищать наша сестренка. Но, независимо от нашей воли, эти истории внезапно и словно бы без всякой причины прерывались, и не было никакой возможности подхватить их. Когда мы пытались продолжить, они оказывались разорванными, зачерненными и недоступными. Продолжение как не появилось, так более и не появлялось. Это уже не сказни, с досадой заключила однажды Мириам, это прерывни. Мы пришли к согласию относительно этого термина, и время от времени один из нас останавливался прямо на ходу, призывая других усесться, послушать и еще раз попытать речь. За редким исключением феномен внезапного разрыва не заставлял себя долго ждать.
Вот в какое время мы продолжали существовать, дожидаясь, когда сможем отсюда выбраться, или, скорее, ожидая того, что должно произойти и что могло быть только угасанием.
Я начал вглядываться в лежащее по ту сторону от амбразуры.
– Там все черным-черно, – сказал я. – Абсолютно ничего не видно. Возможно, это еще один окоп вроде нашего, или срез земли, или параллельная кромешная тьма.
– Там это где? – спросила Мириам.
– Тут есть дыра, – сказал я. – Я смотрю через дыру.
Мириам зашевелилась.
– Где ты видишь дыру? – спросила она.
2. Нуар 2
В продолжение самых первых минут да и первых месяцев похода в кромешной тьме мы не придавали большого значения вопросу о длительности нашего там пребывания. Знать, как протекает время, казалось последней из наших забот. Прежде всего нам нужно было познакомиться и привыкнуть друг к другу.
Мириам, например, долгое время оставалась отстраненной и холодной. Она обращалась к нам с какой-то запредельной настороженностью, не позволяя себе выказать никаких признаков
