был отсюда бежать, так что не знаю, где он сейчас.
– Странно! – воскликнул Цзя Лянь. – Я-то ломал себе голову, кто это может быть! Оказывается, он! Да, у твоей сестренки глаз острый! Но только ты не знаешь всего! Не отрицаю, Лю Сян-лянь очень красив, но человек он бессердечный, не считается ни с чувствами, ни с долгом. В прошлом году он избил этого дурака Сюэ Паня, с тех пор ему неудобно встречаться с нами, и он действительно куда-то уехал. Не знаю, правда ли, но здесь прошел слух, будто он уже приехал. Если хочешь, я расспрошу слуг Бао-юя… Но если он не приехал, разве узнаешь, где он? Ведь у него нет определенного местожительства. Не напрасно ли мы будем затягивать столь важное дело?
– Если моя сестра что-нибудь задумала, она непременно своего добьется, – возразила Эр-цзе. – Лучше сделать так, как она хочет.
В это время вошла Сань-цзе и сказала Цзя Ляню:
– Дорогой зять, твои слова доказывают, что ты нас плохо знаешь. Я тебе все сейчас объясню. Мы не такие люди, которые говорят одно, а делают другое; раз я что-нибудь сказала, так оно и будет. Если я избрала Сян-ляня, значит выйду замуж только за него. Начиная с нынешнего дня я буду соблюдать пост и молиться Будде да прислуживать матери, пока не приедет он и я не выйду за него замуж. Если же он сто лет не приедет, я стану монахиней и буду заниматься самоусовершенствованием.
Она вытащила из головы яшмовую шпильку:
– Если я хоть чуть кривлю душой и лгу, пусть со мной будет то же, что с этой шпилькой.
С этими словами она разломила шпильку надвое, круто повернулась и ушла к себе. И действительно, отныне она «не делала ни одного движения, не произносила ни одного слова, которое могло бы нарушить данный ею обет».
Цзя Ляню пришлось уступить ей. Он поговорил с Эр-цзе о хозяйственных делах, затем отправился домой, чтобы сообщить Фын-цзе о своем отъезде. По пути он разыскал Бэй-мина и справился у него, не приехал ли Лю Сян-лянь.
– Не знаю, – ответил Бэй-мин, – думаю, что не приехал. Если б он был здесь, мне было бы известно.
Затем Цзя Лянь навел справки у соседей Лю Сян-ляня, но те заявили, что он не приезжал. Цзя Ляню ничего не оставалось, как сообщить Эр-цзе, что его поиски не дали результатов.
Приближался день отъезда. Еще за два дня до назначенного срока Цзя Лянь объявил, что уезжает, а сам отправился к Эр-цзе. Прожив с ней эти два дня, он незаметно выбрался из города и отправился в путь.
За то время, которое Цзя Лянь провел с Эр-цзе, он заметил, что Сань-цзе словно подменили; Эр-цзе усердно занималась хозяйственными делами, поэтому он уехал, ни о чем не беспокоясь.
Выбравшись ранним утром из города, он направился в Пинъань. Но он не очень торопился, на ночь останавливался в гостиницах, делал остановки, когда хотел выпить или поесть.
На третий день пути ему повстречался целый караван вьючных лошадей, который запрудил всю дорогу, а за караваном верхами ехали хозяева и слуги, числом около десяти человек.
Когда они сблизились, Цзя
