колючку, и все равно подарил кивании немало клочков голубой шерсти.
«Новая вырастет», – подумал он мрачно, едва оказался на земле. Тоскливо оглядел хвост – тот был какой-то помятый, свалявшийся и плохо пахнул. Следовало его помыть и снова вылизать. А еще поесть. Потому что желудок, едва его хозяин начал приходить в себя, просто неприлично развопился.
Гугуша принюхался. Откуда-то с севера тянуло запахом реки. Прихрамывая, он поплелся в ту сторону. Но остановился. Снова принюхался. Еда! Пахло едой! Совсем рядом. Вот здесь, под кустом!
Гугуша забыл о боли, спружинился и прыгнул, придавив лапами жирненького розового групчика.
– Я разумен! – писнул тот, трепыхаясь в когтях Гугуши и распахивая и без того огромные темные глаза.
– Сочувствую, – скорбно произнес Гугуша и придушил зверька. Групчик был вкусный, сочный и почти без шерсти, так что не приходилось много отплевываться. Гугуша вытер морду лапами и улыбнулся. Желудок благодарно урчал, солнце приветливо светило, лес ласково шумел.
Вскоре он вышел к реке – прозрачной и игривой, что весело скакала по каменистому руслу, брызгаясь и шаля. «А я люблю воду!» – радостно подумал Гугуша. Сознание быстро закивало. Он разбежался и с воплем «Йяххху!» плюхнулся в речку, не обратив внимания на камешки, впивающиеся в попу, и стал плескаться там, мурлыкая, повизгивая, пофыркивая и издавая другие подобные звуки, совершенно не приличествующие взрослому Гугуше. По крайней мере, сознание пыталось что-то об этом сказать.
Потом он вылез на берег, отряхнулся, заставив радугу танцевать на разлетающихся брызгах, упал на травку и блаженно прикрыл глаза. Но не спалось, и все благодаря обнаглевшему сознанию, которое упрямо долбилось и орало: «Пойди исследуй остров! Здесь полно опасностей. Хватит валяться!».
Ну а поскольку спорить с собственным сознанием – явно дурной тон, хотя иногда и хочется, Гугуша встал, отряхнул песок с боков и направился, куда глаза глядят. Глаза же выбрали направление, которое казалось им наиболее безопасным – вдоль берега. Гугуша шел, раскачиваясь и мурлыча под нос что-то бравурное. Речка журчала, бренчала и звенела, ветер доносил запахи один другого привлекательнее.
«Я хищник, – думал Гугуша, – я хищник кровожадный и беспощадный. У меня зубы ого, у меня когти вообще. А если бы у меня на хвосте была челюсть, я был бы совсем непобедим. И никакие брамдрики не заставят меня усомниться в моей отваге. И за честь дамы я порву любого».
Сознание осторожно спросило: «Ты сейчас о чем?».
– Хм… – сказал Гугуша, – не знаю. Это не моя какая-то мысль.
«И я о том же, – подтвердило сознание, – что такое дамы и где ты это видел?».
– Белокрылая! – радостно воскликнул Гугуша, – Она дама или дамы! Мне так кажется.
«Ты перегрелся, – отреагировало сознание. – Или тебя брамдрики заразили, у тебя температура и ты бредишь».
Гугуша быстро схватился лапой за нос. Тот был мокрый и холодный, как положено.
«Немедленно зайди в тень!» – велело сознание.
– Ага!
