по пройденному сценарию, рванула в неизвестность, оставив отца. И меня – без детства, превратив мою жизнь в череду бесконечных городов, съемных квартир и школ, пока отец не остановил этот аттракцион, отойдя в мир иной. В его квартире, доставшейся нам по наследству, не осталось ни одной вещи, которая хоть как-то отдаленно напоминала о его существовании. Были сорваны даже обои. Мама наотрез отказалась продавать квартиру. Так она отпраздновала свою победу. Победу над человеком, который испортил ей жизнь и загубил молодость. Да, порой кому-то надо умереть, чтобы другой человек смог жить, открывая утром глаза без боли и страха.
Я люблю свою маму – настолько, насколько могу. Думаю, что и она меня любит, своей особенной любовью, которой мне недостаточно. Все мои печали тонут в ее безразличии и представляются совершенною чепухой, не стоящей слез. Она пребывает в полной уверенности, что ее страдания не сравнимы ни с чем, и едва ли на свете найдется человек, способный понять боль ее сердечных ран.
– Боже, не дай мне сойти с ума, дай мне сил все это выдержать. – Из глаз потекли слезы. Огромные, словно град, капли образовали лужу на столе, которую я старательно стерла рукавом, чтобы не оставлять следов.
Оглядев свою комнату, я сделала для себя единственное, но важное заключение: нет в ней ничего такого, за что мог бы зацепиться взгляд. Одним словом, шестнадцать квадратов грусти. На столе не меньше пяти книг, все еще надеются, что к ним прикоснется взгляд. В каждой прочитано по две-три страницы, на большее не хватает терпения. Рядом сухоцветы в жуткой вазе, которые, наверное, и живыми никогда не были. Тяжелые темно-фиолетовые шторы, топившие уют. Некогда нежно-голубые обои, искрившие блестками, стали бледными и скорее серыми, с предательски проступающим кое-где клеем. Дверцу старого шкафа перекосило, в результате чего образовался сантиметровый зазор, из которого вечно, что-то торчит. Уставшие пейзажи на картинах, рамы которых давно вышли из моды, если, конечно, вообще когда-то в эту моду входили. И вишенка на торте, новогодняя игрушка на люстре, болтающаяся там со времен царя. Скоро эта комната станет музеем, и я в ней – главный экспонат.
Пооткрывать бы настежь все окна внутри себя, впустить свежий воздух, вытрясти весь хлам и старые мысли, что много лет тяжелым грузом лежат на сердце, не давая ему биться в полную силу. Стать легкой, жизнерадостной, без особых на то причин. Таких любит общество, разбавляя ими серость своих дней. Но пока в моей жизни царствует мрак, который я сама же и возвела на трон.
Хотя надо сказать, что не все комнаты в квартире напоминали пещеры. Самый красочный «пейзаж» располагался на кухне. Предоставив маме право выбора и полную свободу действия, я до последнего не вмешивалась в дела ремонта, но и в самых страшных кошмарах не могла себе представить, что все в ней будет красное.
– Освежает, правда? – спросила меня мама, когда рабочие устанавливали мебель, по выражению лиц которых было очевидно, что и у них есть вопросы.
– Да, настолько, что слезятся глаза, – прямо ответила
