и вперяет в нее горящие глаза.
Александра Федоровна стискивает зубы и поднимается. С силой выталкивает перед собой икону – руки заиндевели и почти не слушаются. Кособочка издает недовольный скрип и отшатывается.
– Ты хочешь избавиться от меня, мамочка?
Александра Федоровна заставляет себя кивнуть. Черная вытянутая рожа, глаза и рот еще глубже запали в череп, а руки вытянулись, будто… щупальца? Это не ее Тата, не ее дочь.
– Я тебя не признаю.
Черные щупальца вздрагивают. Кособочка взвывает и распластывается по земле.
– Ма-а-а! – Она ползет по снегу, подтягиваясь на руках, корчится и жжет Александру Федоровну взглядом, но женщина отворачивается: не признаю. Не моя. Не моя дочь это. И прижимает икону к груди.
– Уходи к черту! Там тебе самое место! Тварь бесовская!
Но Кособочка не уходит. Щупальца настырно ползут по ногам Александры Федоровны. Косо-бочка ластится об них, трется уродливой, безлицей башкой.
– Ма-а-а, ты забыла меня, ни в могилку, ни назад.
И скулит, и воет надсадно, так что сердце заходится от узнавания.
– Ты и чашечку мою отдала, так ведь?
– Нет!
Александра Федоровна вскакивает. Рамка иконы трещит под ее пальцами, лопается, Богородица выскальзывает из ее рук и падает позолоченным ликом в грязь.
– Если держишь еще при себе чашечку мою, если глядишь на мой портрет, так почему не вернешь меня, мамочка?
Кособочка наклоняет голову. Будто Тата, нашкодившая, виноватая. Просящая. И лепечет едва слышно:
– Мамочка, ты верни меня… Ма-а-а…
Смрадный ветер от Кособочки холодит намокшие щеки.
– Ты найди мне девочку, приведи, я в ней жить стану. Ма-а-а…
Александра Федоровна протягивает руки, и щупальца обвиваются вокруг них. И сжимают осторожно. Ласково.
– Мамочка, ты верни меня, и она больше никого не будет забирать. Упадет мертвой и мертвой останется. Только мы с тобой будем жить. Жить по-старому.
Александра Федоровна смаргивает слезы. Кладет руку на грудь, ощупывает вощеный шнурок, на котором висит крестик. И срывает его.
– Жить по-старому. По-старому, – говорит Александра Федоровна. Чувствует – на губах солоно.
И идет от вокзала прочь. Девочку искать.
Март 1990
Чаюри[1]
Голуби урчат на карнизе, по-павлиньи распушив хвосты. Самолет ведет меловую линию по синему весеннему небу. Под линией золотой купол светится, будто солнце. Даже смотреть больно. Мария переводит взгляд на руки, сложенные на парте. Теплая солнечная река льется на руки, на раскрытую книгу, на пенал с блестящими звездочками значков.
– Михай, начинай со слов «Mon cher Boris».
Мария оборачивается. Графиня сидит на своем обычном месте, не за столом, как другие
Девочка
