помню. И твой дрожащий силуэт, тень от свечей, в окне. Я сидел под корягой в дождь, а ты думала, я не знаю. Из меня не худший охотник, да и ты не худшая жертва.
Я многому удивлялся в тебе. И странной тяге к земле, и этой неразделенной, непонятной тогда радости уединения – я вообще не мог быть один, разве что когда писал стихи. И этому тяжелому, кислому, обжигающему ноздри запаху из термоса, и тому, как ты пила из него, будто там была вода. Тогда я многому удивлялся в тебе. А потом открыл еще больше в себе.
Я делаю шаг навстречу, ты вновь отступаешь назад. Линзы тебе не идут. Голубой неестественен в раме из смуглой оливковой кожи. С янтарными было лучше. Теперь ты совсем не змея. Печально. Не то, что я.
Море
В воздухе пахло морем.
Это всё, что я помню о своём детстве: безжалостное южное солнце, отвратительный, рыбный запах моря и крики чаек-стервятников.
А, может быть, всё было совсем иначе.
Может, это была зима. Вечная. Воздух сухой – вдыхаешь, и он впитывает всю влагу в твоих лёгких, они сжимаются, скручиваются и колют, как привычно колет твоё лицо.
Если бы я что-то помнила о своём детстве, я бы обязательно рассказала.
Но я не помню.
Иногда мне видятся вещи, которых просто не может быть на этом свете.
Люди, летающие по небесам быстрее птиц и самолётов. Чудные звери, по форме своей схожие с осьминогами, но передвигающиеся в отличие от них по суше. Огромные, не представить себе, космические тела, проходящие друг от друга на расстоянии столь малом, что не разглядеть и не измерить. Раскалённые металлы, непрестанно движущиеся в центре земли.
Мой отец. Живой.
Солнце, как тлеющая сигарета, проплавившее дыру в небе.
Воспитание
– Неправильно ты, Валя, к съемщикам своим относишься. Вот мои – тихие-тихие, убираются – ни пылинки, разговаривают уважительно. Хотя обычная молодежь, ничем не лучше твоих. Ты просто их распустила, вот и все.
– А что я не так делаю?
– Сучата.
– Что?
– Су-ча-та. Всегда, когда думаешь им что-то сказать, прибавляй мысленно "сучата". Если хорошо звучит – говори, а плохо – меняй!
– Я как-то даже не знаю…
– Да давай попробуем. Вот что ты им обычно говоришь, когда за деньгами приходишь?
– Ну, добрый вечер, например, говорю.
– Добрый вечер – неплохо, но тут надо с нужной интонацией. Я обычно говорю так: здравствуйте, как у вас дела здесь? И все это, конечно, с сучатами в голове. Ну что ты краснеешь! Не в церкви, ей-богу.
– Как-то неправильно это. Они же хорошие ребята, молодые просто, ещё не привыкли.
– Так пусть привыкают! Валя, ты им только поможешь! Поймут, как жизнь устроена, что не всякий под их дудку плясать будет, а что и самому надо уметь, где надо, прогнуться! Ты дурного ничего не делаешь: даже вслух их не ругаешь. А уважение, Валя, через страх достигается.
