ему плотную папку с бумагами, потом указала на длинный ящик, стоящий у двери. Саадар запихал бумаги за пазуху.
Она ни слова не сказала о том, что он должен молчать об увиденном. Но по выражению лица, по тому, как она держалась, было ясно: лучше языком лишний раз не чесать. Хотя он и так не собирался. Какое удовольствие в том, чтобы болтать о чужих горестях? Себе он лучше этим не сделает. А Тильда Элберт не походила на человека, прощающего подобные разговоры.
Она взялась за ручку двери. Собранная и как будто готовая к бою. Она была как большое дерево в тихую погоду. Непоколебимое. Крепкое. Такие деревья могут стоять сотни лет, а потом их вдруг валит обычный осенний ураган…
– Знаешь, дома люди выглядят иначе, – чуть смущенно произнес Саадар, высказав мучившую его мысль.
– Как же? – Госпожа Элберт изумленно подняла бровь, но выражение ее лица не изменилось.
– Беззащитными. Они думают, что стены их защитят, и не боятся. Но ты, госпожа, – Саадар подошел и придержал перед ней массивную дверь, – выглядишь так, будто тебе приходится защищаться от этих стен.
Он чуть наклонил голову – в знак уважения, не задерживаясь больше, подхватил тяжелый ящик и шагнул во двор, в сырой мрак, стоящий между стенами и деревьями, в дождливую тишину, которая – как кость в горле. Ноги сами несли его прочь от этого угрюмого дома. Что-то застарелое, темное гнездилось тут, и как не поверить словам подмастерьев о той жути, что таскается следом за госпожой Элберт?.. Может, виной тому мальчишка, так непохожий на свою мать, может – сама эта мрачная громада, этот домище – Саадару не хотелось об этом думать.
И он был рад оказаться отсюда подальше.
4
Тильда вошла в комнату сына и остановилась: Арон сидел на широкой скамье у открытого окна, а Мэй стояла перед ним на коленях, промывая ссадины. Остро и резко пахло рутой, нагретым салом и растертой петрушкой.
– Спасибо, я закончу сама. – Тильда подошла к ней и взяла у девушки смоченную водой тряпочку. – Сходи к отцу Терку, попроси его прийти осмотреть Арона.
– Да, госпожа.
Горничная коротко кивнула и вышла, мягко прикрыв дверь. Тильда присела перед сыном, налила в тазик чистую воду.
– Не дергайся.
Арон скривил недовольное лицо. Он усиленно делал вид, что ему страшно больно, наверное, перед Мэй разыграл целую драму в нескольких действиях, рассказав о том, какие ужасные монстры за ним гонялись и как храбро он от них отбивался.
Тильда промывала ссадины от запекшейся крови, – сколько раз она делала это за последние годы? Привычно-осторожные движения – слишком горько смотреть в лицо сына – расцарапанное, с огромным синяком под глазом, с разбитой губой и сломанным носом. Казалось, каждое ее движение должно причинять ему нестерпимую боль. На руках, на ногах, на теле – синяки, как будто его били несколько человек, не жалея сил.
Руки дрожали
