только вежливо кивала в ответ. В конце речи юноша выразил восхищение ее работой.
– Надеюсь, ты не докучаешь госпоже Элберт разговорами об отвратительной погоде. – С ними поравнялся высокий седовласый мужчина в сюртуке зеленого бархата. – Марек – невыносимый болтун.
Тильда приветственно кивнула Тиаму Онхалу. Он выглядел нездоровым, очень усталым, на впалых щеках – лихорадочно-яркий румянец. Время идет, думала Тильда. Слишком быстро идет. Могучий некогда, Тиам Онхал стал тенью самого себя. Да, ведь уже и седьмой десяток разменял… А она его помнила неутомимым в работе и неукротимым в буйных развлечениях. Когда он писал «Гибель „Южной звезды“», то даже обрился налысо, чтобы не было соблазна пойти на очередную гулянку…
Теперь они шли рядом; дождь щедро поливал их, заглушая позади разговоры и смех, музыку и песни.
– Марек показался мне весьма вежливым и приятным в беседе юношей. Он хорошо знает литературу… И, кажется, горячо увлечен своим делом.
– А вот это верно. – Мастер Онхал склонил голову в знак согласия. – Лучшего ученика нельзя и пожелать.
Его слова прозвучали затаенным упреком: Тильда ученика все еще не нашла.
Некоторое время они шагали молча. В веселой, наполненной песнями и шутками толпе Тильда ощущала себя неуютно.
Тиам Онхал снова заговорил – слова ему явно давались с трудом:
– Знаешь, Урсула была бы рада.
Он не уточнял, чему, но оба знали – наставница Тильды, Урсула Хеден, умерла лишь незадолго до того дня, когда Тильда выиграла конкурс на проект храма Маллара Многоликого.
– И Маллар будет доволен, – заключил мастер Тиам.
– Лишь бы людям нравилось, – сдержанно ответила Тильда. – Но до окончания строительства еще так далеко…
Тиам Онхал мягко, но укоризненно улыбнулся – он всегда верил в предопределение и судьбу, верил в волю Многоликого.
– И ты, и я – все мы Кисти в руках Созидающего.
Тильда обернулась к нему.
– Поэтому ты изваял статуи для храма?
– Поэтому, – кивнул художник. Резкие черты на миг исказила боль.
– Ты в порядке? – Тильда придержала его за локоть, испугавшись, что Тиаму станет плохо посреди этой толпы. Но художник улыбнулся ободряюще:
– О да. Все хорошо, моя госпожа. Нет ничего более благородного… – произнес он, задумавшись, но через пару мгновений добавил уже обыденным тоном: – Сорок лет прошло с тех пор, как я тут живу, а каким стал город!.. В этом – и твоя заслуга, моя госпожа.
Тильда кивнула – но без улыбки. Улицы города, пересекающиеся под прямыми углами, были для нее как решетка, как воплощение бездушного порядка, как символ страшного многоглазого и многорукого бюрократического чудовища, правящего Дарреей и Республикой
