что осталось в капсуле, людские ошметки. Отходы. Это уже неважно.
Ящик Пандоры пристально следит, поддерживая в своем нутре две тлеющие искры жизни. Они ослеплены. Они глухи. Они немы. Они сами уничтожили себя. Танатос и Эрос сливаются в единое целое. Огонь Святого Экстаза. В сухом остатке – Они всего лишь набор электрических импульсов, снующих по платам процессора. Их виртуальное сознание переполнено Болью. Они продолжают испытывать ее даже сейчас.
Но усмиряю и порабощаю тело мое, дабы, проповедуя другим, самому не остаться недостойным…
Скинуты последние оковы. Висячие сады живой плоти вокруг. Кровавый урожай зреет под солнцами люминесцентных ламп. Но самое главное впереди. Они должны пройти последний обряд причастия. Омыться от самого страшного Греха…
Enfant
…Греха родительства. Это крошечное существо внутри маточного мешка, удаленного заранее. Еще в начале их Перехода. У него уже есть ручки и ножки. У него бьется сердечко-колибри. А самое главное – полностью сформирована кора головного мозга. Значит, эта крошка чувствует боль.
А Они… Они бы облизнулись от предвкушения, если бы еще имели языки. Ведь щупы и контакты нейролинков уже вовсю орудуют внутри черепа размером с крупное яблоко. Они все почувствуют. Каждый миг агонии еще не рожденного существа.
Острее всего чувствует боль тот, кто испытывает ее впервые…
Иглы и лезвия. Буры и зажимы. Провода и клеммы. Плотоядная машина наступает…
Первый крик боли. Немой крик.
Для Них это просто набор импульсов, прокачивающихся через сознание Ящиком.
Крохотные пальчики ломаются один за другим. Животик вспарывается от пупка до шеи. Мозг пронзают с шести сторон длинные иглы там, где свод черепа еще не закостенел…
Они забились бы в экстазе, если бы еще имели тела.
Скрежет. Хруст. Треск.
На несуществующих лицах талидомидовый лик благодати.
Это апогей. Чистейший экстаз, ниспосланный самим Господом.
Это Божественное прикосновение.
Боль – это новая страсть.
Абсолютная страсть.
Мария Синенко – «Монстр»
Кира
Тело нашли за гаражами. Металлические «пеналы» кучковались позади домов, на пустыре. В детстве Кира с дворовыми друзьями прыгала с крыши одной коробки на другую, сейчас иногда встречалась там с Сережей.
Нечасто – он ходил за гаражи курить, обсуждать «четкие» дела со своей бандой, а это Кире не нравилось. Ни курение, ни пацаны.
Сейчас за гаражами лежал труп. Зевак не подпускали, но Кира, стоящая в отдалении с группой взволнованных соседей, видела ярко-красный пуховик, растерзанный, будто его драла стая собак, и худенькие ноги в темных от подтаявшего снега джинсах. Джинсы были спущены, сбившись мешком в районе коленей.
Молодая девчонка, ровесница Киры или
