и усталости, так жить и нужно что-то делать, но ее сковывал непознаваемый ужас из ее далёкого прошлого, как будто ее увидит и осудит другая женщина из прошлого. Ужас выскакивал, оживая из черной глубины, безвозвратно прошедшего и пугал ее до дрожи и спазмов. Там внутри прошлого, она всегда была маленькой, скрючившейся от страха девочкой, на которую орал пьяный отец, размахивая огромным ремнем. Он не просто лупил ее, он ее лупил и запугивал ее, что выгонит ее из дома, до описывания. А потом снова лупил ее вонючим ремнем, приговаривая, что писать в одежду нельзя. И этот сковывающий безвыходностью парализующий ужас, и истерическое желание бежать, куда глаза глядят, растягивало ее на части, не давая что либо делать. Она теряла силы и снова замирала в своем бессилии от безволия, оставаясь пригвожденной этим ужасом на месте как умирающая бабочка пришпиленная булавками в коллекции. Но она не умирала, а вечно жила этом мучении и ужасе.
Вари вошла еще дальше в ее прошлое, и этот ужас оказался ещё древнее. Вари отшатнулась от орущего отца и углубилась по черному следу гадюкой выползающей из мглы прошлого и пошла глубже по лунной тропе света в черноте, к ее бабке и дальше к ее прапрабабкам. Шла и видела, протискиваясь сквозь их ощущения, как ее мать тоже жила с пьяницей, но и это было только частью ее несчастий и трудностей. Вари углубилась в дальнее прошлое этого рода, ища первопричину к седьмому колену женщин ее рода. Она дошла через ее бабушку к первой женщине. Та, седьмая прабабка боялась, что и второй ее мужчина будет уведен у нее другой, как увели ее первого любимого в юности и она останется одна посреди страшной жизни, одной без любви. Это горе, остаться в голоде и опасности в еще детском бессознательном возрасте, впитали ее дочери. Взрослея, она их подучивала, из благих намерений, не страдать как она, и не описываться от страха, а уметь наложит отпугивающий наговор на разлучницу и приворотный заговор на мужчину, так, чтобы под волшбвой, он не смог уйти от нее.
Седьмая прабабка ходила к сильной ведунье, что предложила ей учиться, самой заговаривать на верность своего мужчину. Учиться заговаривать так сильно, чтобы другая никогда не смогла распутать своими наговорами узоры ее «приворотной любви». Страх и желание толкали ее учиться. Она научилась сильным заговорам. А потом научила этому своих дочерей, но страх жил в ней и она его передала не вербально, им вместе с силой своей магии. Дочери впитали и силу умения, и ужас неизбежной потери и позже передали это своим дочерям как необходимость. А они все эти умения и страхи, усиливая, передавали дальше женщинам их рода. Вот так и стали женщины в их роду уметь и заговаривать и разговаривать чужие наговоры, а потом болезни и ситуации в жизни.
Вари поняла, что это именно и стало первопричиной их горестей и бед. Возвращаясь их глубины прошлого воспитательницы, Вари обнаружила, что у воспитательницы есть сестра. А у сестер, были еще живы дедушка с бабушкой, умеющие заговаривать у приносимых к ним детям цыган,
