что на улице палящий зной, что с мая месяца не было дождя, что почти все коллеги в отпуске. Да ведь и сам он вот уже девять дней, как числится в отпуске. Но какой может быть отпуск, когда созрела столь грандиозная идея, и так приблизилось ее осуществление?! И если он ее не проверит тут же, немедленно, то непременно окажется где-нибудь в психушке или в кардиологической клинике! А с чего это он уже расслабился? Не рано ли? Нет-нет, надо спешить! Мало ли какие могут возникнуть осложнения. Надо действовать! Проверить, срочно проверить эту необычную и столь многообещающую идею! Ведь даже самая стройная, перспективная, изящная и красивая теория может быть в одно мгновение разрушена до основания одним-единственным, грубым, элементарным опытом.
Калинич встрепенулся, словно ему на голову внезапно вылили ведро холодной воды. Он поспешно собрал оба полукомплекта и подключил к управляющим компьютерам исполнительные блоки с рабочими боксами. Пока коллеги в отпуске, можно воспользоваться их компьютерами. Он счел, что девочка-практикантка и два лаборанта, работавшие с ним бок о бок, будут ему мешать при первом испытании, и, несмотря на зуд нетерпения, решил подождать до конца рабочего дня, когда все разойдутся по домам. Тогда можно будет спокойно провести, наконец, свой долгожданный эксперимент, не привлекая ничьего внимания и избежав всяких ненужных вопросов типа «что?», «как?», «зачем?» и тому подобных. От этого эксперимента зависит все: итог доселе прожитой жизни, самооценка, планы на будущее, дальнейшее благополучие и взаимоотношения со всеми окружающими. Поэтому нервы Калинича были напряжены до предела.
Внезапно Калинича охватило беспокойство и какой-то животный страх перед предстоящим экспериментом. Как перед смертным боем. Дрожали руки, млели икры, перехватывало дыхание. Калинич сделал несколько глубоких вдохов, но в воздухе, казалось, было недостаточно кислорода. Отчаянно колотилось сердце, готовое вдребезги разнести грудную клетку и выскочить наружу. За грудиной нарастала тупая давящая боль, с которой он успел познакомиться лет пять тому назад. «Не хватало еще приступу разыграться! – подумал Калинич. – Как некстати!»
Леонид Палыч полез в карман за валидолом. Чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, он прикрылся носовым платком, будто вытирает губы, и незаметно сунул под язык огромную таблетку. Раскрыв изрядно потрепанную рабочую тетрадь, Калинич бессмысленно уставился в нее невидящим взором и принялся листать, словно в срочном порядке выискивая какую-то архиважную запись. Наконец, валидол начал действовать, и удушающая боль постепенно отступила. Но Калинич все продолжал сидеть над тетрадью, опасаясь ее возвращения. В голове теснились, наползая одна на другую, тревожные мысли.
Да… Предстоит последний, итоговый эксперимент, который, по идее, должен завершиться успешно и положить конец его треволнениям. Калинич представил себе, как все вокруг будут удивляться его результатам, как его имя прогремит на весь мир во
