беседами с Лейлой.
– Периодически, – улыбнулась Лейла, убрав за ухо выпавшую прядь, – с Эмиром тяжело «быть». Впрочем, мы больше друзья, чем пара.
– Да ты что?
Пелин удивленно осознала, что эта новость порадовала ее. Она поймала себя на этом и тут же взяла себя в руки. Какой сюр: она радуется, что у Эмира нет девушки. Какие только глупости лезут ей в голову. Лейла следила за ее меняющимися эмоциями на лице, словно она боролась сама с собой, но не стала комментировать это. В отличие от Пелин, она была более равнодушна к происходящему.
Вечерами пролив Босфор был необычайно красив. Оранжевая кромка наступившего заката окрасила черные воды. На небе показались первые звезды. Впервые за все месяцы в Стамбуле Элиф наблюдала звездное небо. Бату достал из багажника корзину с едой и опустил на траву широкий синий плед, изредка поглядывая на Элиф.
– Нравятся звезды?
Элиф обернулась, потеряв интерес к звездам, и уселась на плед. В корзине были бутерброды с колбасой и сыром, несколько кексов, шоколадки и термос с горячим чаем. Не дожидаясь, когда Бату закончит приготовления к ужину, Элиф открыла термос и налила в пластиковые стаканы зеленый чай.
– Я забываю, но всегда хочу спросить, на кого ты учился? Судя по всему, уже окончил.
Бату задумался всего на минуту, откусив бутерброд:
– Я учился на факультете прикладной информатики.
– Ого! Как это связано с твоим хобби – музыкой, или ты просто хотел учиться именно там?
Взгляд Бату упал на густые ресницы Элиф. Она задавала эти вопросы, перебирая корзину с едой. Он поймал себя на мысли, что может открыться ей, действительно преподнести правду о том, что чувствует и как живет. Вряд ли она могла осудить его или разочароваться в нем, в ее голове еще не сформировался полный образ парня, поэтому он мог помочь сформировать ей тот образ, каким хотел бы быть.
– Так хотела моя мама. Она копила мне на учебу все время, я пошел туда, куда выбрала она. Не уверен, что это то, что я бы выбрал сам для себя, но мы редко ведь можем тягаться с установками наших родителей, – Бату улыбался, говоря об этом, но Элиф наоборот помрачнела. – Я бы хотел играть на гитаре и петь все время, но родители твердили, что на этом невозможно заработать деньги и что я только опозорю нашу семью. То есть, опозорю маму.
– Я вряд ли могу тебя понять, – мысли унесли Элиф далеко отсюда, – я не помню свою маму.
Бату стало неловко. Он не хотел лезть слишком глубоко, но уже оказался там.
– Извини.
– Нет, что ты, – Элиф поспешила его поправить, – она жива. Она ушла от нас, когда мне было три года. Я жила с сестрой и отцом. Я поступила на художественный факультет благодаря Пелин, она поддерживала меня всегда, я рада этому. У меня самая лучшая сестра, знаешь, – она улыбнулась и посмотрела в глаза Бату. – Жаль, что тебе пришлось подстроиться под стандарты мамы, но я бы с удовольствием хотела узнать, какие стандарты и взгляды
