реакционный марксизм тем более резонировал с внутренней повышенной энергетикой и гуманизмом Ленина, повышенным требованием предъявить старому режиму в полном объеме «по счетам»; привидения общественного устройства к системе всеобщей целесообразности и справедливости в наиболее полном, а значит и крепком ее осуществлении. Ставя на первый план идеологию, ленинская логика, в первую очередь, выстраивалась по принципу целевой жесткой бескомпромиссности: да – нет, свой – чужой, нужен – не нужен. Прежние робеспьеры и бланки не имея гегелевско-марксистского учения, развития системы на отрицании прошлого и установления новой духовной связи, шли «на ощупь», как им подсказывал т.н. внутренний голос, их страсть. И единственное к чему они приходили, так это к убеждению необходимости переворотов, как переворота управления страной, а, самое главное, переворота сознания общества, через отрицание всех прежних ценностей, после чего должно было установиться новая система отношений, произойти доказательство превосходства «твердой» логики перед прежней религиозной.
Но восстание не может произойти само по себе. Оно способно только вспыхнуть. Положительные же результаты его возможны только при направляющем центре. Соответственно, само восстание подразумевает руководство меньшинства большинством. Точно также как диктатура пролетариата в действительности является меньшинством по отношению ко всему обществу в целом, и у которого в свою очередь необходимо маленькое идейное ядро, которое направляет пролетариат, а пролетариат все общество.
Именно это мировоззрение бунтарства демократического бога Разума легла в основу философии Маркса, развивший ее до весьма обширного учения. Но идейное бунтарство содержит идеологию, поэтому идеологическая демократия подразумевает идейный центр. Поэтому, когда Ленина обвиняли в якобинстве, бланкизме и бакунизме, то были абсолютно правы, зато сами обвиняющие сильно заблуждались по поводу чисто экономических и демократических настроений Маркса: у Маркса красивая афиша в виде демократии, но ее подноготная в обратном (и совсем бредовые по поводу самоликвидации власти).
Соратников Ленина импонировала его энергия, его уверенность в своей правоте, его способности к феноменальному ораторскому искусству, объяснять экономические теории и философские доктрины с позиции гуманизма. «Старик [Ленин] мудр, никто до него (?!) так тонко, так хорошо не разбирал детали, кнопки и винтики механизма русского капитализма»47 – услышал о 33-летнем Ленине бежавший из киевской тюрьмы в Женеву Н. Валентинов в начале 1904 г. в одной небольшой группе большевиков. «Когда Ленина величали „стариком“, – поясняет Валентинов, – это в сущности было признание его „старцем“, т.е. мудрым, причем с почтением к мудрости Ленина сочеталось какое-то непреодолимое желание ему повиноваться»48. Валентинов продолжает: «Сказать, что я в него „влюбился“
Валентинов Н. В. Встречи с Лениным. Coptyright 1953 by Chekhov Publishing House of the East European Fund, Inc. New York, Chalidze, 1981. С. 72.
Там же, стр. 72.
