href="#i_049.jpg"/>Ник тянет дверь на себя, дергает раз, другой, потом, упершись ногой в железную стенку прицепа, наконец открывает ее.
В помещении погром, будто там побывали грабители. Всюду валяются бумаги и фотографии, на всех поверхностях тонкий налет пыли.
– Пожалуй, лучше ни к чему не прикасаться.
Рут заходит следом. Маску она спустила на подбородок, взгляд ее скользит по разбросанным вещам. Возможно, Ник сам оставил в трейлере беспорядок, когда уходил. Ей трудно об этом судить, ведь раньше она здесь не бывала.
Ник прикрывает лицо рукой, пряча нос и рот, и открывает стенной шкаф, в котором лежит напиханная как попало одежда. Он достает вязаную шапочку, натягивает ее на голову.
Так-то лучше. Он сразу чувствует себя менее голым.
Ник бросает Рут пару перчаток и свою старую бейсболку. Она ловит их, надевает, убирая пропылившиеся волосы под кепку, а покрытые волдырями руки прячет в шерстяные перчатки. Он видит, что она морщит лоб, – вероятно, недоумевает, почему летом он возит с собой зимние вещи. Ну и пускай.
Из выдвижного ящика в нижней части шкафа Ник достает нож – небольшой, но на вид грозный. Вытаскивает его из чехла. Лезвие острое. Что ж, вполне может пригодиться.
Рут пятится.
– Не нервничай ты, это мой старый рыбацкий нож.
– Это твой дом? – Рут смотрит на фотографии, разбросанные по комнате. На них лежит пыль.
– Можно и так сказать. Я не… – Он замолкает. Ей-то какое дело? – Да, пока тут, живу здесь… жил.
Ник поворачивается к полке над раковиной, на которой стоит несколько консервных банок, упаковка мюсли и печенье, тоже покрытые пылью. Он тянется к печенью, но потом останавливается.
Чувствуя на себе взгляд Рут, поворачивается к ней.
– Знаешь, что-то мне подсказывает, что нам лучше вернуться на берег.
– Думаешь?
– Я, конечно, не ученый, но уверен, что счетчик Гейгера здесь должен зашкаливать.
– Мне казалось, пока непонятно, ядерная это катастрофа или нет.
За последние дни в Окленде Рут посмотрела больше новостных выпусков, чем за весь прошлый год. Дикторы с паникой в глазах как могли старались предоставить информацию, которой у них просто не было. Сообщения, поступавшие из Европы, ясности не вносили. С лица земли исчезали целые города, но никто не знал, что именно произошло. Известно было одно: в результате какой-то катастрофы все живое и неживое было истреблено. Бедствие невиданного размаха, не имевшее аналогов в истории.
Свет послеполуденного солнца сочится в окно, озаряя Ника. Он машет перед собой покрытой волдырями рукой – разгоняет пыль, плывущую в воздухе.
– Посмотри, какой дрянью мы дышим. И, что бы это ни было: ядерная бомба, «грязная» бомба, какое-то химическое оружие, – непонятно, к чему это приведет.
Он хватает из шкафа худи, натягивает его через голову.
– Так, пусть пыль оседает, а мы возвращаемся на берег, разводим костер,
