садом, окружённый со всех сторон различными флигельками и хозпостройками. Такие усадьбы были очень модны в ту пору. В них можно было устраивать балы, салоны, и даже карточные вечера. Также надо заметить, что это место было очень удобно для наблюдений. Из окон дома открывался прекрасный вид на улицу и писчую лавку. Так что можно было без помех видеть, кто входит в лавку и выходит. Ни один посетитель не оставался незамеченным. Одним словом все местные писаки и поэты, были на виду у маркизы. И как потом оказалось, она даже целенаправленно высматривала молодых и симпатичных литераторов, часто посещающих лавку.
Кстати, здание, в котором находилась лавка тоже выглядело, словно крохотный дворец, но только напичканный не кичливым убранством, а всем необходимым для плодотворного творчества. Да и горожане посещавшие лавку были тоже люди непростые, а в основном состоятельные дворяне желающие проявить свой литературный дар. Поговаривали, что здесь в былые годы видели даже самого Кальбера, министра финансов короля. Впрочем, чего только не придумает народная молва, так что Кирьян больше доверял тому, что видел сам. А видел он перспективу взлёта на вершину богемной жизни Парижа, и эту вершину ему надлежало покорить в кратчайшие сроки. И тут в очередной раз вмешался его величество случай. Задержав свой взгляд на усадьбе маркизы, князь Кирьян вдруг заметил, как в окне второго этажа слегка дрогнула портьера.
– Ого,… да там наверняка скрывается целый наблюдательный пункт!… А маркиза-то времени даром не теряет,… уверен, она уже взяла меня на заметку!… Ну, что ж, надо бы закрепить этот успех… – сделал логическое заключение Кирьян и с большим удовольствием, важно ступая, изобразил некий променад перед окнами усадьбы. Со стороны можно было подумать, что он кого-то нетерпеливо ждёт. Хотя на самом деле вполне понятно, что Кирьян всего лишь красовался. Да и как тут не красоваться, в костюме-то королевского мушкетёра. Думаю, мало кто отказался бы от такого. На третьем заходе князь краешком глаза заметил, как портьера приоткрылась, и в окне показалась стройная женская фигурка.
– Ага,… клюнула-таки,… уже в открытую наблюдает,… попалась рыбка,… пора подсекать… – словно заядлый рыбак рассудил Кирьян и с видом не дождавшегося человека тут же нырнул в писчую лавку. О, что за прелесть была эта лавка, кругом чистота и порядок, по полкам разложена бумага разных сортов и оттенков; тут тебе и египетская папирусовая, и китайская бамбуковая, и индийская пальмовая, и арабская хлопковая, тысяча разных пергаментов. А какие нежные оттенки и цвета; розовая для любовной переписки, зелёная для супружеских откровений, тёмно-серая для траура и скорби, и, конечно же, белая для упражнений в лирике.
Ну а какие божественные ароматы и запахи царили в лавке. И всё это от бумаги с нежной цветочной отдушкой, тут был и ландыш, и мимоза, и жасмин, и лаванда, и даже строгий ливийский кедр для военных приказов. А уж каких только чернил и перьев здесь не имелось, на любой вкус и выбор; гусиные, лебяжьи, павлиньи. Ассортимент
