его строгие глаза, нет чувств, добра нет в них.
Будто добрым быть нельзя, а мир суров и лих.
Вечный бой, туман и смрад – его враги, друзья…
Ах, коль он был немного рад, что есть на свете я!»
– Где ты, Елизавета?
– Ах, папà, я здесь!..
– Помнишь про запреты?
– Ах папà, так есть!..
– Что ж, твоя душа чиста,
Как и намерения мои.
Выдам я тебя тогда
Замуж по любви.
– Ах, папà, я не готова!
Нет кавалера у меня.
– Что ж, даю тогда я слово,
Коль не найдётся он в три дня.
То выйдешь ты за богатея.
– Но как же я найду любовь?
– Сейчас расчёт куда важнее!
– Ах, стынет в жилах кровь!
Мне страшно нелюбимой быть,
Терпеть потом измены.
И я сама хочу любить,
Не быть предметом мены…
– Ты на балах была, смеялась,
Кокетничала до светла.
– Но я ведь… я там развлекалась,
И с ними я совсем одна.
Ведь им нужна лишь только малость,
Чтоб я богатая была.
– То есть нет совсем того,
Кто б достойным был, любил?
Тогда я выдам за того,
Кто бы сам богатым был!
– Нет! Постой! Я соглашаюсь,
Кое-кто меня пленил…
– Что ж, тогда дня три осталось
Иль я решаю всё один.
***
Осталась Лизонька одна и думает: «О, боже!
Не знаю я, кто б за меня пошёл в мужья. Как сложно!»
Зовёт она свою подружку, по совместительству вдову.
Анну, девку-хохотушку, разбогатевшую ханжу.
Ума, красы хоть не имея, Аннушка была мечтой
Каждого, кто победнее, кто даже не был холостой!
Пришла она с мужчиной, что был в неё влюблен,
Сильвестр был махиной, но был слегка дурён.
Сказала та: «Ты не мешай, вот денежки, давай гуляй!»
Сильвестр нехотя ушёл. Уселись девоньки за стол,
Не слыша мысли и молву, спела песню та свою.
Ария Анны.
Меццо-сопрано.
Когда я молодой была в 15 эдак лет,
Я любила очень сильно танцевать балет.
А ещё любила отдыхать и кушать,
И никого никогда нисколечко не слушать.
Я любила отдыхать и кушать,
И никого никогда нисколечко не слушать.
Когда я стала взрослой, (пошло уж восемь лет)
Доктор выписал загадочный рецепт.
«Ешь поменьше душенька и начни учиться,
Чтобы с головой своей хотя бы подружиться!»
«Ешь
