вам сделать.
Локс заметно настораживается.
– Посмотри, – продолжает робот, – как ловко ты научился извлекать жемчуг из мозга при помощи своей установки. Гениально! Но зачем ограничиваться собой и своим другом Готлибом? Я позволю тебе проделать то же самое с Тоа – и тогда он будет опасен для меня не более, чем пустынный тушканчик. А главное – он будет жить. Всё в твоих руках. Отказываться глупо. А теперь я вынужден начать отсчет пяти секунд, и если по истечении этого времени ты…
– Ладно! – вскрикивает Локс. – Я… Я расскажу.
– Доктор Локс, пожалуйста… – бессильно произносит Юна.
– Знаю, Юна. Прости, но у нас нет выхода. Он не отстанет.
– Тоа… – Шёпот Миреи дуновением нежданного летнего ветерка посреди фолиабря влетает в мои навострившиеся уши. – По моему сигналу тихо снимай инкогнитор…
Мне не послышалось? Что она задумала? Или это очередной подвох? Она продолжает:
– Я возьму на себя гвардейцев… Готов?
Я делаю микроскопическое движение головой.
– Хорошо. Тогда… Давай!
Моя правая рука, прикрывающая голову сзади, нащупывает прохладную выпуклость диска инкогнитора над ухом и, сжав его пальцами, незаметно отлепляет устройство от вцепившихся в него волос. Сию секунду все девять гвардейцев оживают; один из них объявляет усиленным портативным громкоговорителем голосом:
– Всем оставаться на местах! Вы обвиняетесь…
– Сейчас! – кричит кому-то Мирея, и эфир пронзает резкий птичий щебет. Я оглядываюсь на клетку с тремя канарейками, но та уже опустела, а сами птицы взмыли под потолок и начали стремительно множиться, отпочковываясь друг от друга, прямо как их хозяйка во время своего выступления в амузале. Через какое-то время вся гостиная заполнена густым облаком из десятков мечущихся «желтков», с истошными криками бросающихся на бойцов Гвардии. Особого вреда они им не наносят, но этот манёвр даёт нам окошко времени для того, чтобы оценить обстановку и понять, что делать дальше.
Локс, не раздумывая, кидается с кулаками на ближайшего гвардейца и заодно пытается вырвать дубинку из его рук. Юна, кажется, только и ждала, когда подвернётся момент размять кости и испытать на деле приёмы, подсмотренные у Аарона. Её руки и ноги мелькают так быстро, что трудно уследить, кого и как именно она обрабатывает в отдельно взятый момент, а гвардейцы, в свою очередь, взвывая и хватаясь руками за свои повреждённые конечности, валятся на пол вокруг неё, как переспелые плоды вокруг дерева.
Мирея, ускакав за диван, использует его как баррикаду и отстреливается от гвардейцев своей пушкой, которая оказывается неизвестным мне видом оружия, выпускающим из своего дула что-то вроде электрических разрядов. Достигнув цели, они пронзают гвардейцев, лишая их возможности двигаться и роняя их контуженные тела на пол. Я, разумеется, тоже вношу свою лепту и, перекувыркнувшись по полу и избежав по пути ударов рассекающих эфир
