можно было бы просто выйти вечером на балкон, смотреть на небо и тихо просить, а изумленная богиня, долгие века терпевшая забвение, непременно бы откликнулась.
Услышала ли Исида глупую девочку, он так и не узнал. Но в ночном небе, за острыми взглядами звезд, ему долго еще мерещился кто-то забытый, но не теряющий надежды на воскрешение. Наверное, молиться ему было бы легко – словно бы ты знаешь главный секрет и можешь пройти без очереди, гордо глянув на терпеливую толпу, вяло шепчущую что-то у входа в другой храм.
Став совсем взрослым, и вступив по телесным своим потребностям в плотные, близкие отношения с женщинами, он узнал поближе их странный и дикий мир. Самолично назначенные пытки, еже утренняя борьба и ежевечернее поражение – наблюдать за этими прыжками было смешно и горько. Именно тогда женщины, живущие рядом, окончательно потеряли голоса —их песни навсегда исчезли, а надрыв перешел в ультразвук, неслышимый человеческому уху. Беззвучно шевеля губами, его подруги скользили мимо, задерживаясь рядом лишь для короткого обмена несуществующим теплом. А потом было пусто: вечером, перед сном, после привычного сражения с мелкими укусами дня, внутри звенела бестелесная тишина.
Раздражение от жизни кипело и переливалось через край – благо, поводов для гнева реальность подсовывала предостаточно. Казалось, что все, абсолютно все были крепко накрепко приколочены к своим крестам, и самым постыдным образом изображали радость, испытывая при этом нескончаемой глубины страдание. О любви, счастье, доброте и говорить не хотелось – кому нужны эти дурацкие выдумки, похожие на ветхое белье, смущенно сохнущее на ветру.
Времени для сожаления не осталось – пройденный путь как грязная колея на обочине – не давал шанса остановиться и подумать. А думать очень хотелось – когда, если не сейчас? Вот было бы хорошо, если бы вместо раздражения пришла жалость – ко всем несчастным, сражающимся без войны, обижающим без причины, шумящим без повода.
Но жалость не приходила, драгоценности не копились, ума не прибавлялось, да и вспоминать было нечего – только короткую безопасность детства и шепот дурочки с фальшивой египетской статуэткой в руках:
– И она ему, понимаешь, была и сестра и жена как бы одновременно. А у него еще брат был, звать его Сет – злой очень. Он Осириса изловил и на кусочки порвал, раскидал везде по стране. Исида тогда плакала долго и очень сильно, а потом пошла Осириса собирать. Четырнадцать кусочков нашла, все тело, кроме.. ну короче, всё собрала, а чего не доставало, из глины слепила. И потом оживила его своей волшебной силой, и они жили еще долго-долго и очень счастливо. А после всех этих бед она очень стала добрая, и за всех теперь переживает – и за детей, и за женщин. И когда кто-то умирает – неважно кто, она плачет также сильно, как по Осирису. Понимаешь, из-за каждого плачет и убивается…
Тогда девочка шептала что-то еще,
