звала Гюрзу. Оно-то и понятно: дома и стены помогают. А уж когда те из шепчущего камня…
Дверь поддалась легко. Рассохшаяся, местами треснувшая от времени и палящего солнца, она отворилась беззвучно, приглашая войти. И родительский дом мгновенно принял беглянку. Окунул в блаженную прохладу, присмотрелся.
Желтоватые потоки света, что лились сквозь щели в закрытых ставнях, настороженно ощупали фату. Согрели принесенные ею со Старого Города раны и осели золотым пятном на взъерошенной макушке каштановых волос. А пыльный рот, глубоко вдохнув знакомый запах, печально согласился.
Проходи, Аниса. Заждался.
Помнил ли ее дом? Быть может. Отец говорил, каменщиком не каждому дано стать, потому как твердыня – жива. И послушает не всякого. Ему вот подчинялась.
Тогда, может, и на Анисин зов откликнется? Кровная все же…
А вот пахло в доме по-старому – это Гюрза отчего-то поняла сразу. Песчаником, что везли с самого устья Эн-Ниля. И тонким крошевом редкого красного камня, который отец оставлял после дорогих заказов… алая крошка ложилась поверх белой, и на полу расцветал замысловатый узор.
А еще… да, им самим. Показалось?
Халифатская стражница втянула воздух глубже, снова убедившись: все верно, дом по-прежнему хранил отцовский запах. Совсем как тогда, в детстве.
Где-то вдали громыхнуло. Послышались мужские крики и женский плач. Ругательства, к которым она, простая фата, была привычна.
А грохот нарастал.
Аниса перескочила через небольшое ложе, что покоилось у самой стены, и, случайно зацепившись ногой, сорвала с него запыленное покрывало. В прошлом – нежно желтое, теперь же больше коричневое, от осевшей песчаной пыли. Когда-то она укрывалась им от холода аль-аккской ночи, а сейчас вот порвала.
Фата с жалостью отбросила носком сапога ветхую ткань к дальней стене, подняв в воздух столб пыли, и про себя пообещала: «Если выживу – куплю новое. Не себе – дому. В благодарность».
Гюрза нырнула в узкий проем. Прежде в этой комнатушке ютились родители, теперь же та пустовала. Впрочем, мертвым постель ни к чему.
Фата задумалась. Кто знает, как сложилась бы ее судьба, уцелей кто из родных?..
…во Дворце Великого Халифа слышалось Гюрзе, что редкую болезнь, от которой сгорела вся семья, в городе-оазисе прозвали степной. Ее-то и принесли торговцы с земель мудрого Элбарса-хана – правителя далекой Степи. И сам он заплатил немалую цену, отдав старым богам тела половины войска. А уж под жарким солнцем Халифата…
Аниса помнила, как в городе-оазисе разразилась болезнь. Шла поначалу узкими улочками, изрезавшими окраину Аль-Акки, таилась… пока не добралась до Дворца. И вскоре Старый Город полыхал.
Гибли целыми семьями, оставляя белоснежные дома-соты пустыми. Ей бы тоже отойти за своими, но, видимо, врожденное упрямство не позволило. А, может, выносливость – кто сейчас скажет? Думается, потому и забрали ее в стражи самого Халифа.
