подумал немного и ответил:
– Приехали поздно. Вся квартира сгорела.
В окружающей его толпе заохали.
– Когда я очнулся, – продолжил после некоторой паузы старик – надо мной снова стояли какие-то мужики. И тот самый милиционер был среди них. Когда пожарные ушли, он мне это и сказал. А потом он ещё сказал, что я могу пока пожить у него. – старик поднял голову и оглядел всех, щурясь – У вас сразу возникают грязные мысли по этому поводу, а между тем он лишился жены тогда год назад, и один воспитывал дочь. Мою сверстницу. – старик вновь опустил глаза и уставился на свои руки. Репортёры начали переговариваться. – Я согласился. Мне негде было жить, если вы помните. Опуская подробности, скажу, что было несколько заседаний в суде, меня куда-то постоянно вели, я ходил с ним куда-то, и, в конце концов, через пару недель я стал официально жить у него.
– Как звали этого полицейского? Он усыновил Вас?
– Петр Александрович. – ответил тут же он – да, вроде того».
Он поселился у Петра. Мужчина устроил его в новую школу, туда же, где училась его дочь. У него появилась новая одежда, пару игрушек. Несмотря на это, мальчик был молчаливым и тихим. Подолгу сидел в кресле у окна, и читал книги. Аня – так звали дочку милиционера – много раз пыталась заговорить с ним, поиграть, так как была, напротив, очень общительной. Все её попытки заканчивались односложными ответами мальчика, и Аня уходила. Ей было восемь лет, и в сентябре Аня пошла во второй класс. Мальчик уже в этом году заканчивал начальную школу. У Ани были светло-русые, слегка вьющиеся на концах волосы и серые глаза, как и у Петра. Мальчик не знал, хотел ли он дружить с ней или нет. Они знали друг друга всего неделю.
«Я хорошо помню тот день. – продолжал старик – Я, наконец, дочитал Тома Сойера. Вы не подумайте, что я так долго читал. Просто в тот день, когда сгорела квартира, книга сгорела тоже. В библиотеке её тоже отчего-то не оказалось. Когда я все-таки сказал Петру Александровичу, это был конец года. Как я и сказал, в тот день я дочитал Тома Сойера. Это был мой двенадцатый день рождения».
В тот день мальчик подошёл к Петру и сказал:
– Ты можешь убрать или завесить все зеркала?
– А что такое? – со вниманием поинтересовался тот.
Мальчик стушевался и робко сказал:
– Я не могу в них смотреться. Они меня пугают. Особенно ночью.
«Они меня действительно пугали. В комнате, в которой мы жили вместе с Аней (и мы спали на разных кроватях) стояло зеркало во весь рост. Оно стояло на двух ножках, обращённое в три четверти к двери, то есть часть него я видел, когда лежал в своей кровати. Так вот, каждую ночь, в ней что-то чернело и плыло, я слышал какой-то шёпот оттуда. Возможно, это были мои расшатанные нервы, галлюцинации. Но факт, что они были».
Петр завесил зеркала, и дом стал походить на дом, где кто-то умер. Так выглядели
