Горевестница повернулась к матери, и ее голос сделался зловеще-таинственным, похожим на шум бури за окном. – Он отмечен грозным духом возмездия и должен учиться у короля Сумеречников. Его поведет Искатель, отмеченный мятежным духом перемен – Северной звездой. Но как только звезда погаснет, Мрак совьет гнездо в его душе. Станет твой сын проклятьем для людского рода, Разрушителем – демоном лютым, самым страшным из всех. Загорится степь под его ногами, прольются небеса людской кровью, проложит он путь по мертвой плоти к Небесному Престолу и возведет на него дух неправедный.
Агнежка верещала долго и пронзительно, точно птица. Мать кусала губы. Исходившая от нее завеса страха загустела до вязкой болотной жижи. Мысли скакали тревожной чехардой.
– Забирайте, – тихо произнесла она и понурила голову, пряча от сына глаза.
– Мама! – Микаш вздрогнул. – Нет, нет, я не стану таким. Клянусь, я буду хорошим. Буду слушаться во всем и всегда, буду работать больше, я…
– Не сопротивляйся, мальчик, ты ведь и сам знаешь про демона внутри. Даже сейчас его чувствуешь, – усмехнулась горевестница.
Микаш всю свою жизнь чувствовал его. Иногда он скребся о ребра когтями, и тогда хотелось схватить топор и разнести все кругом. Только бы односельчане поняли, что сестрица не плохая, а другая. Что мама не засохший цветок, а сильная, достойная уважения женщина. Что он вовсе не злой и никогда не хотел им быть…
– Уходи, – сказала мать со смертельным спокойствием. – Ты мне больше не сын.
Горевестница протянула костлявую ладонь.
«Забудьте! Забудьте об этом!» – взмолился Микаш так отчаянно, что голову схватил спазм, а из носа ручьем хлынула кровь.
Они забыли.
Агнежка замерла, прижав подбородок к груди. Горевестница прикрыла глаза. Мать перестала бояться и добродушно улыбнулась.
– Убирайтесь! – велел Микаш белоглазой старухе, вытирая рукавом кровь. – И никогда не возвращайтесь!
Вельва поковыляла к двери и, не оглядываясь, вышла в бурю.
Мать мотнула головой, прогоняя дурман.
– Ты закончил? – Она собрала миски, сполоснула их в ведре и налила еще супа. – Теперь ешь сам.
От миски поднимался пар, а посреди варева плавал небольшой кусок баранины – маленькое чудо для их бедного семейства.
– Мама! – удивленно воскликнул Микаш.
– Жуй! И не смей с сестрицей делиться. Это только для тебя, – строго наказала она, а потом не выдержала и ласково потрепала его по волосам.
Агнежка очнулась и придвинулась ближе, опустив голову ему на плечо. Ему так хорошо стало, так тепло от их любви, что страх мигом забылся.
Они не вспомнят.
Никогда.
1526 г. от заселения Мунгарда.
Белоземье, Веломовия
Микаша душили сожаления. Если бы он ушел с горевестницей, может быть, спас семью. А так остался один… ни Сумеречник, ни простолюдин. Что-то среднее, без судьбы и смысла.
До белоземского замка оставалось несколько
