на часах уже было примерно без десяти полночь, млекопитающие овладели опустевшим после глобального вымирания планетой.
А что же человек?
Его историю у маленького Степы так изобразить и не получилось. Как бы ни был велик изображенный им циферблат, но отметить на нем четверть секунды, мальчишка не смог. Слишком мал тот отрезок времени, который на этом свете живут люди. По меркам Земли одно мгновение.
Вспышка!
Что же тогда говорить о жизни одного человека? И вправду, как говорят некоторые мудрецы, мы всего лишь песчинка в масштабах вселенной, бесследно затерявшаяся во времени. Наверно, потому многие так торопятся, стремятся сделать как можно больше. Они понимают, насколько на самом деле короток срок отпущенный человеку на этом свете.
Степану Яковлевичу невольно вспомнились слова его отца. Он говорил, что на надгробии указывают дату рождения и дату смерти, а между ними тире. Нужно чтобы это тире было чем-то заполнено, как можно большим количеством свершений. Этим принципом впоследствии и руководствовался Давыдов, став взрослым. Он работал, работал и работал, стараясь делать как можно больше, заполняя тот самый воображаемый прочерк, наибольшим возможным количеством поступков.
Мысли Давыдова прервала еще одна вспышка молнии. Она мелькнула совсем рядом, казалось, даже коснулась крыла самолета. Однако никаких последствий это не возымело. Степана Яковлевича лишь ненадолго ослепило. Потерев глаза, он посмотрел по сторонам. Пассажиры будто ничего не заметили. Кто-то из них спал, кто-то читал книгу, а кто-то вел беседы друг с другом о каких-то неизвестных, но возможно очень важных вещах.
Авиалайнер так же не менял курса, не набирал высоты и не снижался. Он упрямо рассекал мрачно-серую пелену своими крыльями, продолжая полет по намеченному маршруту.
Но разве не положено крылатым машинам держатся подальше от грозового фронта?..
Еще одна вспышка!
Почти беззвучная. Слышен был лишь тихий треск. Но вспышка эта была настолько яркой, что казалось, возникла в самом салоне аэробуса. У Давыдова внезапно перехватило дыхание. Дрожащей вспотевшей рукой он ослабил галстук и стал судорожно расстегивать воротник рубашки. Хватая воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег, и постоянно моргая, мужчина посмотрел на своего соседа. Тот сидел в наушниках и невозмутимо смотрел какое-то кино на планшете.
Неужели последней вспышки никто не заметил? Почему?
Давыдов тянет руку. Он хочет нажать на кнопку и вызвать стюардессу. Но тут его снова ослепляет сгусток яркого света. На этот раз, казалось, он возник прямо перед лицом Степана Яковлевича.
Ошарашенный и сбитый с толку, мужчина вжался в кресло. Он вдруг понял, что не может двинуться. Словно его парализовало.
Давыдов хочет позвать на помощь, но не может. Губы отказываются повиноваться, а язык онемел, словно превратился в вату.
И снова вспышка!
Снова
