затащить меня в постель и не делают пошлых комплиментов! А, я поняла, опять этот придурок, Серж, на меня нажаловался?
– Отказался работать, – вздохнул дед и отложил сеть. – Это который по счету напарник? Семнадцатый? Уля, ты же никому не доверяешь. Ни с кем не можешь поладить. Я, в конце концов, переживаю за тебя! Этак, ты либо на весь век одна останешься, либо природа возьмет свое, и ты пустишься во все тяжкие! А я не хочу, чтобы потом…
– Не собираюсь я никуда пускаться, – поморщилась я. – Отказался, так скатертью дорога! Я и одна неплохо работаю.
– Ульяна! – рявкнул дед, мрачно нахмурившись.
– Я уже двадцать четыре года Ульяна! – невольно оскалилась в ответ. Потом тряхнула косами и уже спокойнее проворчала. – Дед, что ты от меня хочешь? Чтобы я извинялась за то, что не имею желания шляться по кабакам? Или за то, что переделываю работу за всяких дилетантов, которые не в состоянии убрать следы присутствия иномирян? Или, может, я не должна была вмешиваться в драку и позволить ему убить пацана?
– Ох, девка бедовая! – вздыхает дед. – Ну, не вечно же тебе эдак, без Выбора ходить. Рано или поздно, не я, так Совет заставит.
– Деда, так я и не говорю, что совсем не собираюсь его делать, – терпеливо объясняю я точно таким же тоном, каким он мне в детстве объяснял, почему нельзя совать пальцы в розетку. – Просто я еще не готова его сделать. Вот, как найду свое место в жизни, да дело по душе, так и…
– А, делай, что хочешь, – морщится дед, отчего его лицо становится похожим на урюк. – Ладно, пошли в дом. Чаю попьем, да расскажешь мне что там, в парке за нечисть завелась.
Чай дедов я любила. Крепкий, на травах, да ягодах, он снимал усталость, прогонял прочь тревоги и приносил умиротворение. Привычно уже наколов дров, я растопила печь, поставила чайник. Нет, у деда было и электричество в доме, и плитка на две конфорки. Но дед предпочитал пользоваться печью и свечами, зажигая лампу только в крайнем случае. Вот и теперь мы с ним сидели возле печки, пили чай с малиновым вареньем и медом. Я рассказывала про тендер, про встреченного в парке Охотника и его бой с суккубой.
– Знаешь, что самое обидное? – неожиданно сказал дед.
– Что? – насторожилась я.
– Что ты эту самую суккубу могла убить и сама, вот что! – вздохнул дед. – И не надо делать такие глаза. Могла. У тебя есть для этого все. Силы, умения, знания. Твои тени, любая из них, одна могла бы ее порвать! А уж обе… а ты как встала в позицию страуса, так и… дернула за хвост! Ты этот хвост вполне оторвать могла! А следом и голову!
– Деда, ты опять? – поморщилась я. – Да, я позорно испугалась. Я вообще трусиха страшная по жизни. Из меня такой же Охотник, как из свиньи благородная лань. Все, дед, закрыли тему. А то я обижусь.
– Ох-хо-хо! Ладно, закрыли, так закрыли. Прости меня, старика. Все я в тебе воспитал, а с упрямством так и не смог сладить. Ну, да что уж теперь. Жизнь, она, внучка, сама тебя уму-разуму научит. Так тебя судьбинушка раскорячит, что хошь не хошь, а гордость да упрямство
