вкусе.
– Ну, не ври ты хотя бы мне, братан. Не поверю, что ты до сих пор «постишься». Столько лет прошло, а ты все туда же. Дружище, тебе скоро тридцатник. Еще немного и превратишься в сухой обгрызенный пень. А тут будут девчонки, причем весьма неплохие, – пританцовывает Сушинский, вырисовывая волны грудью. Из него бы получился отличный стриптизер, думаю я, когда этот мучачо совершает вращательно-поступательные движения бёдрами. Глаза бы мои этого не видели.
– Пошли, – выдыхаю, возводя руки к небу. Это вынужденная необходимость, иначе концерт без заявок затянется надолго.
***
На пути к особняку, в котором пройдет торжественное мероприятие российского бомонда, призванное обеспечить обмен опытом государственных служащих высшего уровня, Сушинский, вновь напоминает о себе:
– Братан, – Лёшка кладет руку на моё плечо и пытается сделать захват шеи, который я чудом умудряюсь предотвратить, вынуждая подстрекателя отточенным на ринге движением согнуться пополам.
– Слышь, братуха, – шепчу в ухо, надавливая немного сильнее на вывернутую руку, – я жду фантастического вечера, иначе потом тебе мало не покажется, – отпускаю партнера по бизнесу, не забыв потрепать кулаком по голове, заставляя волоски чёлки устроить настоящий стихийный бунт.
– Макс, ты козел, – поправляя вылизанную прическу, причитает друг. Отчаявшись вернуть первозданный облик своему волосяному величеству, Сушинский, решает ответить на мою колкость, – обижаешь, всё будет в лучшем виде.
Отреагировав на мой молчаливый кивок задумчивым взглядом, Леха на некоторое время растворяется в собственных мыслях, но, опомнившись, как на духу выдает,
– А что там всё-таки с Настькой произошло?– В ушах звенит от пренебрежительного отношения к бывшей. Будто произносит не женское имя, а прозвище любимой телочки из Хацапетовки.
– Тебе так отчаянно хочется зацепиться за прошлое? – пытаюсь съехать с темы, пока всё не зашло далеко, и, скрывая возникающий в этот момент скептицизм, добавляю, – она уже не та, что раньше.
– Если Настя приходила, то ей нужна помощь, – тут же находится с ответом друг, отворачиваясь к окну, – причем серьезная помощь, – в ту же секунду его голова заходится в неспешном ритме подтверждения собственных слов, – иначе она бы не наступила на горло своей гордости.
– Нужна, – произношу без тени эмоций, – в этом ты прав.
—Ты уже меня несколько дней маринуешь, а толку? – интересуется Сушинский, вновь разворачиваясь ко мне лицом. – Сначала молчишь в тряпочку, затем яро цепляешься за возможность съехать с темы, сваливая по неотложным делам за границу, а потом и вовсе игноришь. Не по-дружески это.
– Это не более, чем твои домыслы, – ставлю точку в разговоре, заприметив открывающиеся ворота, что ведут на закрытую от посторонних глаз территорию. Кажется, что ни одна лишняя душа не просунется в это сборище разврата и порока. Но вся защитная мишура в виде тайных посланий, масок,
