поссориться, и я лишусь своей единственной ученицы, которую уже успел полюбить. А ведь все должно было быть наоборот. Обычно ученицы влюбляются в своих учителей, считая их необыкновенно умными и достойными людьми. Во всяком случае, я немало слышал об этом. Но то ли я был не такой учитель, то ли Анна – не обычной ученицей. И она все еще смотрела на меня равнодушно, в то время как я с трудом скрывал свои чувства. Поэтому я примирительно заметил:
– Предлагаю поступить иначе. В сотне шагов отсюда протекает река Карповка. И на ее берегу есть удобные скамейки. Мы присядем на одну из них, и вместо скучной лекции я буду читать ваш роман, а вы – кормить уток. И мы прекрасно проведем время.
– И чем же я буду кормить ваших уток? – спросила Анна, но уже более доброжелательно. – Шоколадом? Ничего другого у меня нет.
Я достал из кармана булку, которую купил этим утром по пути к Ботаническому саду, сам не зная зачем. Быть может, подсознательно я думал о том, что только что предложил Анне? Только это должно было случиться уже после урока и называться иначе – свиданием…
– Вот этим. Утки обожают хлебные крошки.
– Признайтесь, эта булка была припасена для меня? – с подозрением спросила Анна. – Как говорится, кнутом и пряником…
– Ну что вы, Анна, – мягко сказал я. – У меня и в мыслях не было! Я думал только об утках.
Но мне показалось, что Анна мне не поверила. Тем не менее, она приняла мое приглашение, и мы пошли на Карповку, кормить уток и читать роман.
Когда-то, возможно, Карповка и могла называться рекой, но в наши дни это скорее вытекающий из Большой Невки ручей, закованный по человеческой прихоти в гранитные берега, а потому преисполненный важности, как нувориш. Уток здесь всегда больше, чем людей. Они плещутся в мутной воде, а, накупавшись, взлетают, шумя, как испанские танцовщицы веерами, крыльями, на низкий парапет и неподвижно замирают, будто превращаясь в миниатюрные каменные изваяния. Я иногда представляю, что это современные сфинксы, далекие выродившиеся потомки мифологического чудовища, обитавшего на скале около древнегреческого города Фивы и умерщвлявшего путников, не сумевших разгадывать его загадку. Все вырождается. Какие времена – такие и сфинксы.
Но, тем не менее, мне нравится отдыхать на берегу Карповки, сидя на одной из скамеек, расставленных между скудно растущими деревьями, и глядя на быстрое течение воды, уносящей все печали и плохие мысли. Вода обладает таким волшебным свойством. Глядя на то, как она течет, начинаешь лучше понимать смысл истины, что все пройдет. И как-то легче становится смириться с этим, словно становишься мудрее…
Анна распугивала уток, бросая в них куски от булки, а я читал ее роман, изредка поднимая взгляд от планшета и любуясь ею. И если это была не идиллия, то я ничего не понимаю в жизни. В ту минуту я согласился бы на то, чтобы это безмятежно-счастливое, ничем не омрачаемое существование длилось целую вечность, и мне было бы достаточно этого. Как в сказке – они жили долго, счастливо и умерли в один день…
