если не захочешь тут жить, можешь сдавать на лето.
Лето… Бывает ли оно вообще когда-нибудь в Брукпорте? Во всяком случае, зима пока не спешила разжимать свою хватку. Впервые в жизни Джилл испытала вкус настоящего одиночества. Она бродила по полям со снежными заплатами, доходя до скованной льдом лагуны, и полная тишина вокруг, лишь изредка нарушаемая далекими выстрелами какого-то оптимиста, пытавшегося добыть утку, казалась не безмятежной, а гнетущей. Невидящими глазами смотрела Джилл на зловещую красоту ледяных болот с красноватыми и зеленоватыми солнечными бликами. Одиночество давало простор мыслям, а думать сейчас было пыткой.
На восьмой день пришло письмо от дяди Криса, жизнерадостное и даже какое-то бесшабашное. Похоже, дела у него шли неплохо. Не вдаваясь, по своему обыкновению, в подробности, он разглагольствовал о будущих крупных сделках и грядущем процветании, а в качестве осязаемого свидетельства успехов вложил в конверт двадцать долларов, чтобы племянница потратила их в брукпортских лавчонках.
Письмо доставили с утренней почтой, а спустя два часа дядя Элмер, как обычно, повел Джилл смотреть очередной дом, который на сей раз оказался поближе к поселку. Запас своей собственной недвижимости дядя уже исчерпал, и дом принадлежал его знакомым. Как посреднику, ему полагался процент от сделки, а Элмер Маринер был не из тех, кто пренебрегает мелкой выгодой.
В его сумрачности этим утром появилась нотка надежды, словно проблеск солнечного света в дождливый день. Все обдумав, дядя пришел к выводу, что Джилл равнодушна к его предложениям, поскольку запросы ее выше. Ей требуется жилье куда роскошнее, чем домики за двенадцать тысяч.
Дом стоял на холме с видом на лагуну. Несколько акров земли, частная пристань с купальней, молочное хозяйство, спальные веранды – короче, все, что только может пожелать разумная девушка. Сегодня дядя Элмер ни на миг не допускал мысли о новой неудаче.
– Они запрашивают сто пять тысяч долларов, – сообщил он, – но я уверен, что уступят за сто. А если выложить задаток наличными, скинут и еще. Дом превосходный, можно даже приемы устраивать. Миссис Браггенхейм снимала его прошлым летом и хотела купить, но не давала больше девяноста тысяч. Если нравится, решайся поскорее, не то мигом перехватят.
Выносить это дольше Джилл была не в силах.
– Видите ли, дядя, – деликатно возразила она, – все мое богатство в этом мире – двадцать долларов.
Наступила болезненная пауза. Мистер Маринер бросил на племянницу быстрый взгляд в надежде, что она шутит, но вынужден был отвергнуть эту мысль.
– Двадцать долларов! – воскликнул он.
– Двадцать, – подтвердила Джилл.
– Но твой отец… он же был богат! – жалобно простонал дядя. – Он же состояние сделал перед отъездом в Англию.
– Ничего не осталось. Меня ободрали как липку, – улыбнулась Джилл, находя в ситуации изрядную долю юмора. – В «Объединенных красках».
