В одной постройке был найден повесившийся рабочий-каменщик. Мне тотчас же дали знать, я поспешил на место происшествия, и, когда велел вынуть тело из петли, оно оказалось еще теплым. Было очевидно, что если бы присутствовавшие догадались раньше перерезать веревку, то несчастного еще можно было бы спасти. Но нет, народный предрассудок, основанный бог весть на какой бессмысленной традиции и требующий, чтобы повесившегося не вынимали из петли до прибытия полиции, оказался сильнее чувства гуманности во всех этих простодушных людях, которые с разинутым ртом смотрели, как бедняга судорожно дрыгал ногами, покачиваясь в воздухе.
Мне много приходилось возиться с «ловлей» утопленников, как выражаются на своем грубом жаргоне сенские рыбаки. Я не знаю, правда ли, что в прежнее время за спасение утопающего платили меньше, чем за извлечение из воды мертвого, – так, по крайней мере, рассказывают старые лодочники, – но я хорошо знаю, что для получения премии, которая в департаменте Сены назначена больших размеров, чем в департаменте Сены и Уазы, некоторые лодочники доезжали до Нельи, таща труп на буксире. Как сейчас помню, что мне приходилось входить в лодку, чтобы составить протокол, так как предрассудок запрещает лодочникам совершенно вынимать утопленника из воды, нужно, чтобы в ней, по крайней мере, оставались хоть ноги. Почему? Это для всех тайна, но раз предрассудок существует, его не скоро удастся искоренить.
В жизни все так.
Я должен признаться, что наиболее интересовавшим меня полем деятельности был Булонский лес. В тот год господствовала какая-то эпидемия на самоубийства. Не проходило дня, чтобы в лесной чаще не был найден труп повесившегося или застрелившегося. Летом Булонский лес обладает какой-то удивительной притягательной силой для всех тех, кто желает вырваться из земной жизни, словно из темницы. Можно подумать, что несчастный, прежде чем кинуться в великую бездну неведомого, испытывает потребность подышать в последний раз свежим воздухом летнего вечера и успокоиться навсегда вдали от городского шума среди тишины этого подобия леса. Таким образом, мне последовательно изо дня в день приходилось видеть финалы самых странных и мрачных романов.
Можно подумать, что над некоторыми местностями тяготеет злой фатум, например, я знаю один глухой, заросший уголок в Булонском лесу, куда последовательно приходили умирать пять или шесть несчастных. Однажды мне пришлось вынуть из петли труп оборванца, одетого в самое жалкое рубище. При нем оказался маленький клочок бумаги, на котором он карандашом написал свою фамилию. Я не могу воспроизвести здесь его имени, так как оно принадлежит весьма почтенной семье, это даже громкая, известная фамилия. Были наведены справки, и этим путем нам удалось восстановить романтическую историю самоубийцы. Его историю мне напомнил недавно один громкий скандальный процесс в Англии. Этот человек, длинную всклокоченную бороду которого и сюртук с продранными на локтях рукавами я как сейчас вижу перед глазами, когда-то занимал
