и улыбнулся. Под овчиной было тепло, уютно. Запах сухой травы и полевых цветов тонким медовым ароматом напоминал о минувшем жарком лете.
Дед говорил, что зима для скотины нынче голодная. Летом трава хоть и набрала сладости и аромату, да выгорела вся. Сена, что заготовили с лета, не хватает, поэтому кормят впроголодь и больше соломой. Да вот и напасть приключилась: кто-то отыскал их стожок в лесу, да ополовинил его без удержу. Как теперь корова до весны дотянет?
Витька снова задремал. Проснулся, когда деревня уже была совсем близко. До него донесся запах дыма от горящих березовых поленьев в теплых, умытых по случаю новогоднего праздника домах.
Они выгрузились, побросали вилами сено под крышу сарая, потом распрягли лошадь, и дед увел ее. Виктор забрался по лестнице на сенник и заглянул вглубь хлева. Там в отгороженном углу, в сумраке теплым коричневым пятном тяжело переступала корова Груня. Осторожно, чтобы с размаху не увязнуть в навозе, спустился в коровник. Смешал изрубленную ржаную солому с остатками слежавшегося, подгнившего сена, перевернул вилами несколько раз и побросал все это в деревянный желоб прямо к Груниной морде. Корова шумно вздохнула, пар вырвался из ее широких ноздрей. Она стала с хрустом пережевывать бесполезную солому.
– Витька! – позвал дед, стоя на крыльце и смахивая веником с валенок налипший снег.
После праздничной полуночи дед, захмелев и размякнув, поднялся из-за стола. Бабушка захлопотала, глаза ее цвета летнего неба весело заблестели, и она стала тихонько подталкивать Витьку к новогодней елке. Тот отыскал под пахучей хвоей книгу. Пальцы на всю жизнь запомнили шершавую поверхность обложки и выдавленные, залитые красной краской буквы. Он трогал тяжелые страницы, распахнувшие перед ним многоцветный мир богатырей, жар птиц и серого волка. Указательным пальцем он водил по контуру зависшего в полете черного жеребца с огненной гривой.
– Эй, малец, – дед уже стоял у дверей в сени. Они вышли в морозную ночь. Воздух ожег щеки, перехватил дыхание. Бесконечная чернота со множеством звезд пологом раскинулась над ними. Зайдя в хлев, дед притворил плотнее дверь, чтобы не выстуживать, и, держа одной рукой керосиновый фонарь, полез на сенник. Витька отправился следом. Сверху в мигающем свете они стояли и смотрели на Груню. Смотрели, как мерно вместе с дыханием двигаются ее бока, как тяжело она переступает, и как тонкие струйки пара, поднимающиеся от хребта, вьются затейливыми колечками. Дед взял вилы и, зацепив побольше, бросил сверху на голову и под ноги корове только что привезенное пахучее, сладкое сено. Они молча смотрели, как Груня, помотав кривыми своим рогами, сбросила застрявшее сено, наклонила большую голову и стала его подбирать большим языком. Старик толкнул локтем Витьку в бок и тогда тот, перехватив вилы, тоже зацепил изрядно сухой травы и кинул вниз. Груня подняла голову, в глазах ее отразилась
