настроение создают. Шуточка-то так себе.
– Конечно, подготовился, доклады прочитал, с людьми знающими поговорил. Что изменится, спрашиваешь? Всё!
Вязкий воздух ладонью рубанул, почувствовал, как тот волнами в стороны раздался.
– Из всего, что мне рассказали я одно уяснил твёрдо: людям здесь жить нельзя! Работать прилетать можно, а вот жить – нет! А уж детишкам тем более.
Остановил себя, слова попридержал. Без суеты надо, солидно, спокойно. Чтобы поняли – здесь все свои. Отныне и навсегда.
– Так что, в первую очередь, переселю я вас всех на Логору!
Ждал такой реакции, но всё равно, мощным рокотом едва с площадки не смыло. Словно вулкан без предупреждения лавой плеснул. Заговорили разом все: громко, взахлёб, друг друга не слушая. Руки вверх взметнулись, крики в купол бьются, рикошетом в толпу возвращаются. И словно посветлело вдруг, хотя светильники, как моргали уныло, так и продолжают воспалённые глаза таращить. Иван Кондрату пластиковый бочок погладил, тот понял, звук голоса усилил.
– Там, под солнышком, возле моря быстро в себя придёте! И детишки порозовеют, и сами развеетесь. А сюда будете только работать прилетать. Поработали и домой! Понятно, что и здесь условия улучшим…
– Когда?! – взревело сразу несколько глоток, перекрывая разгульный, ярмарочный гомон толпы. Тут же сотни серых лиц к Ивану обратились. Действительно, когда?
– Ровно через тридцать дней! – твёрдо отчеканил Иван. – Встречу подготовить надо. Десять с лишним тысяч человек разместить – не шутка. Должны понимать, не маленькие. Да и вам собраться надо. Но цифра точная, слово твёрдое! Тридцать дней!
Ну вот и всё. Дальше говорить – только впечатление размазывать. Заканчивать, как и начинать, надо вовремя. А договорят теперь сами. Теперь есть о чём. Повернулся расчётливо-резко, шагнул на край платформы, вниз глянул… Нет, лучше не рисковать. Конечно, сила тяжести мизерная, можно бы и закончить выступление эффектным соскоком… По лестнице ступай! – мягко, но настойчиво шепнул на ушко возраст. Гимнаст, блин, соскоки у него. Хватит лихость изображать, изобрази солидность. Этим людям она важнее.
Изобразил. Степенно спустился, спокойно улыбаясь прошёл по коридору дюжих бойцов, скрылся в зале Управления. И только здесь, услышав, как отсекло толпу хлопком двери за спиной, выдохнул облегчённо. Солёную мокреть со лба ладонью смахнул. А говорят: болтать не работать! Болтают, чего не знают! Сами бы попробовали. Под бронежилетом плечами повёл, вздохнул грустно. С каждым годом всё тяжелее одёжка. Пыль на ней копится, что ли? Или годы оседают, пластами трамбуются? Раньше и не давила даже, а теперь, вроде как, натирать начала.
* * *
Центр Управления оказался просторным, светлым, с высокими потолками и яркими лампами. После душных, мрачных коридоров – словно на лужайку солнечную выбрался. Оно и понятно, здесь высшее сословие Мерквы трудится. И сэлийцы. Почти боги, по местным меркам.
Богов,
