взгляда его сурового, да и рассказал, куда своих подельников в засаду отослал.
– Ах ты, кровопийца,… жадная твоя душонка,… всё тебе мало поживы, никак не уймёшься! – пуще прежнего рассердился Митяй, и отрядил Дормидонту три увесистых оплеухи. Да так ловко это сделал, что у того вся его чудь колдовская повылетала и он сразу нормальным стал.
– Прости ты меня сыночек,… не в своём я уме был, когда затеял такой разбой. Видимо злой колдун меня попутал своими корыстными заклятьями. Я и сам не пойму, почему такой жадный и коварный был, а ведь и не хотел таким становиться… – совсем по-другому заговорил он.
– Ладно уж отец, не суетись,… сиди тут теперь да думай, как проступки свои исправлять будешь, а я пока пойду с наёмничками твоим разберусь… – уже не сердясь сказал Митяй и, оставив отца с его мыслями взял из сарая огромную оглоблю да отправился с нею в лес, где в засаде охотнички сидели.
Быстро найдя их укромное место, он всех наёмничков-то из укрытия враз и повыволакивал. Да и давай их тут же оглоблей охаживать. А их мужиков немало собралось. Человек четырнадцать пришло, чтоб Огонька-то поймать. Ну а Митяй один супротив всех их и выступил. Охотнички-то те, неробкого десятка люди оказались, все в силе, здоровяки. На Митяюшку так и кидаются, так и прут, ругаются.
И откуда у Митяя только сила в руках взялась. Он так вдруг стал оглоблей махать, что не уцелела она и сломалась. Но Митяй и тут не растерялся, вырвал из земли орясину здоровую, что всех крепче была, да как воин посредь поля брани, давай нападки злодейские отбивать. Да так разошелся, что и пяти минут не прошло, как он всех мужичков положил. Видать это оттого ему силы прибавилось, что он за друга вступился, а это дело святое.
– Ну что охотнички, получили? Будете ещё моего друга караулить да ловить его?… иль вам добавить? – кричит он мужичкам.
– Ой, хватит богатырь,… досыта ты нас затрещинами накормил,… отвадил за чужим добром охотиться… давай-ка лучше мириться… – отвечают ему наёмнички, да бока побитые почёсывают.
– То-то же! Ну да ладно,… я ныне добрый, давайте мириться… – отбросив орясину в сторону, сказал Митяй и помог им подняться. Отряхнул бедолаг, кому руку пожал, кому по плечу хлопнул, в общем, замирился с охотниками. Обступили они его, оглядывают, силой богатырской дивятся. Взял он с них слово честное, что они никогда более худого не задумают, и станут только добро делать да веру соблюдать. Распрощался он с ними, отпустил с миром, да сам пошёл Огонька проведывать.
5
Идёт, по сторонам смотрит, родным краем любуется, душа радуется. И тут вдруг прямо перед ним, на дорожку, из леса женщина с вязанкою хвороста за плечами выходит да чуть ли не в него утыкается.
– Ой, прости добрый молодец, не заметила тебя,… иду вниз смотрю, плохо вижу, сверху ноша давит… – тут же извинилась она.
– Ну что ты, что ты,… это ты меня прости,… я сам виноват,… засмотрелся на красоту нашего края, да тебя чуть
