только и успеваю, что рот открыть. Или, скорее, закрыть. Он же у меня открылся от недоумения ещё после предыдущего вопроса и чужого сопутствующего ответа.
– А с чего вы взяли, что она его ударила? – мрачно переадресовывает вопрос полицейскому муж моей матери.
Бывший муж теперь уже, получается?
Можно решить, мне больше думать не о чем…
Но надо же хоть на чём-то сконцентрироваться.
На чём-то, что не является Кааном Дикменом.
А то слишком заметно начинают дрожать мои руки…
– Или, может, у вас плохо со зрением и на моей подопечной нет ни единого синяка или ссадины? – добавляет сухо мужчина. – Она защищалась. Когда нападаешь, в запале неосторожности действительно может порваться юбка, рубашка или же слететь обувь, но чулки точно не рвутся. По крайней мере, до такой степени.
То, о чём он говорит, сиротливо ютится в полупустой мусорке. И всеобщее внимание мгновенно приковывается к ним. Один из полицейских и вовсе достаёт обсуждаемый предмет. Не голыми руками. В перчатках. А затем засовывает их в специальный маркированный пакет, который тут же герметично запечатывает и прячет во внутренний карман своей куртки.
– Мы вас услышали, господин Эмирхан, – комментирует свои действия служащий закона. – Больше вопросов нет.
Правда, всё?
Заканчивается.
Так сразу даже не верится.
И я не прогадала…
Едва полицейские освобождают кабинет директора, а мы остаёмся втроём, как дверь снова закрывается. На ключ.
– Вряд ли госпожу Дикмен устроит такое. Она обязательно найдёт малейший повод – любой, даже самый минимальный предлог, придумает что-то новое и подаст настоящую жалобу, – выдаёт с усталым вздохом господин Кайя. – Уверен, адвокаты их семьи уже собирают компромат и доказательства. На всех нас.
Не для меня говорит. Для моего… кого?
И это, между прочим, тоже знатно напрягает!
Особенно теперь, когда полицейские уходят, а он – нет.
Правда станет помогать?
С чего бы.
– Адвокаты не проблема. С ними я разберусь.
Наверняка муж моей матери имеет в виду, что у самого есть адвокаты не хуже, а то и покруче, учитывая наличие нехилого бизнеса, ему должно быть и не такое по карману, вероятно, это вообще сущая мелочь в океане его текущих ежедневных доходов. Но почему-то в первую секунду я воспринимаю мужские слова совсем иначе. Слишком уж крепко и внушительно сжимаются его кулаки, а черты лица задевает пугающе нехорошая тень.
– Хорошо, – кивает директор школы.
Собеседник тоже кивает. Но его кулаки никак не разжимаются. А меня опять клинит. На этот раз потому, что вижу кое-что ещё – то, чего не замечала прежде. Рукава рубашки не застёгнуты наглухо, как тот же ворот. Манжеты раскрыты и завёрнуты выше положенного, а от линии запястий тянутся чёрные узоры, определённо, составляющие какой-то единый
