ты, верно, здешний?
– Нет, я сейчас пришел в вашу деревню и никого здесь не знаю.
– Ой ли?
– Право, так! А скажи-ка мне: вон там, налево, чьи хоромы?
– Боярина нашего, Тимофея Федоровича Шалонского.
– Не приехал ли к нему кто-нибудь сегодня?
– Бог весть! Мы к боярскому двору близко и не подходим.
– Что так? разве он человек лихой?
– Не роди мать на свет! Нам и от холопей-то его житья нет.
– Что ты, Федька Хомяк, горланишь! – перервал другой крестьянин с седой, осанистой бородою. – Не слушай его, добрый человек: наш боярин – дай бог еще долгие лета! – господин милостивый, и мы живем за ним припеваючи.
– Да, брат, запоешь, как последнюю овцу потащат на барский двор.
– Замолчишь ли ты, глупая башка! – продолжал седой старик. – Эй, брат, не сносить тебе головы! Не потачь, господин честной, не верь ему: он это так, сдуру говорит.
– Небойсь, дедушка, – сказал Кирша, улыбаясь, – я человек заезжий и вашего боярина не знаю. А есть ли у него детки?
– Одна дочка, родимый, Анастасья Тимофеевна – ангел небесный!
– Да, неча сказать, – прибавил первый крестьянин, – вовсе не в батюшку: такая добрая, приветливая; а собой то – красное солнышко! Ну, всем бы взяла, если б была подороднее, да здоровья-то бог не дает.
– Глядь-ка, Хомяк! – закричал старик. – Вон едет дьяк с невестою, да еще и в боярских санях. Шапки долой, ребята!
Поезд приближался к церкви. Впереди в светло-голубых кафтанах с белыми ширинками через плечо ехали верхами двое дружек; позади их в небольших санках вез икону малолетний брат невесты, которая вместе с отцом своим ехала в выкрашенных малиновою краскою санях, обитых внутри кармазинною объярью; под ногами у них подостлана была шкура белого медведя, а конская упряжь украшена множеством лисьих хвостов. Ряд саней со свахами и родственниками жениха и невесты оканчивался толпою пеших и всадников, посреди которых красовался жених на белом коне, которого сбруя обвешана была разноцветными кистями, а поводы заменялись медными цепями – роскошь, перенятая простолюдинами от знатных бояр, у которых эти цепи бывали не только из серебра, но даже нередко из чистого золота.
Кирша вслед за женихом кое-как продрался в церковь, которая до того была набита народом, что едва оставалось довольно места для совершения брачного обряда. Все шло чин чином, и крестьяне, несмотря на тесноту, наблюдали почтительное молчание; но в ту самую минуту, как молодой, по тогдашнему обычаю, бросил наземь и начал топтать ногами стклянку с вином, из которой во время венчанья пил попеременно со своей невестою, народ зашумел, и глухой шепот раздался на церковной паперти. «Раздвиньтесь! посторонитесь, дайте пройти Архипу Кудимовичу!» – повторяли многие голоса. Толпа отхлынула от дверей, и на пороге показался высокого роста крестьянин с рыжей окладистой бородою. Наружность
