же, не слушают старика. Ведь из тысячи только один пробьется, но каждый хочет думать, что он-то и есть этот тысячный. Ни время, ни неудачи, ни горькие разочарования его в этом не разубедят… просто болезнь какая-то, и ничего-то против нее не поделаешь…
Я, конечно, и не претендовал быть писателем, но я тоже, как многие гимназисты старшего возраста, испытывал потребность строчить, и мне страшно хотелось знать, что скажет Фет про мое «маранье», как он выражался. Я решился предложить подвергнуть себя испытанию.
– С большим удовольствием, – согласился Афанасий Афанасиевич, – скажу тебе откровенно мое мнение. Садись и напиши что-нибудь коротко, все равно что, какой-нибудь пустяк, что-нибудь, что ты видел вчера или сегодня, но, как написать, я тебе не скажу – сам должен знать. Сюжет мне безразличен, но я по манере передавать мысль смогу угадать беллетриста.
У меня еще сохранились в старой папке два листа, на которых я в этот вечер нацарапал «Городское происшествие».
Привожу рассказ в том виде, как он был представлен на суд грозного Фета.
ГОРОДСКОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
Картинка уличной жизни Петербурга
В Петербурге. Чудный весенний день. Лед прошел, но сирень еще не расцвела в садах. Воздух свеж, но солнце уже греет, и так светло, прозрачно, легко и весело кругом, а между тем… с Николаевского моста среди бела дня бросился в воду человек.
Две проезжавшие в пролетке дамы взвизгнули и участливо обернулись; несколько человек подбежали к перилам и с любопытством и вниманием устремили взоры вниз. На Неве видны были только расходящиеся круги и в центре их фетровая шляпа.
– Что случилось?
– Бросился… один… вон и шляпа евонная…
– Ах!..
– Неизвестно, кто такой, – раздается дребезжащий женский голос, – порядочный или простой?
В это время из воды показывается человеческая голова. Утопающий барахтается на поверхности.
– Во, во, во… вот он, – обрадовались на мосту.
– Не принимают, знать, там, – замечает мужичок, – вот его назад и выперло.
– Что ж его не спасают? – заговорил авторитетным тоном господин в цилиндре. – Скорей бросайте ему буек, веревку, – командует он кому-то в пространство. – А где городовой?..
Тем временем утопающий, взмахнув в последний раз руками, исчезает под водой.
– Ах!..
– Да где же городовой?
В публике оглядываются… А толпа на мосту становилась все гуще и гуще. Тут стоял и мальчишка – продавец шведских спичек, и мальчишка – продавец бумаги и конвертов и несколько мальчишек без спичек и конвертов, и чуйка, и картуз, и дебелая кормилица в красном бурнусе и кокошнике с лентами, которую в солнечные дни водят по набережной, и нянька с ребенком, и разносчик с лотком на голове…
– Да городовой-то где? – раздается опять авторитетный голос.
– Пришел,
