дела!»
Поскольку сердцу Карла Фридриха Карл XII был милее Петра I, он решил приобщить сына к лютеранской вере и научить тому, в чем был особенно силен шведский король: богословию и латыни. Но все, что так легко давалось талантливому шведскому королю, не расположенный к умственным занятиям Петр Ульрих усваивал с трудом. Богословие ему опротивело. Думается, его отношение к Церкви и священникам, которое будет возмущать и отталкивать от него многих достойных людей в России, – оттуда, из детства. Веру ведь невозможно привить из-под палки.
И латынь он возненавидел. Уже будучи наследником российского престола, не допускал в свою библиотеку ни одной книги на латинском языке. Грубые голштинские учителя, знавшие только один метод обучения – насилие, навсегда внушили ему отвращение к учебе. Исключение будет составлять только военное дело.
Петру было десять лет, когда скончался его отец. Несчастный сирота оказался на попечении дяди, принца Адольфа, епископа Эйтенского (впоследствии он станет королем Швеции). В доме дядюшки ему было еще хуже, чем при дворе отца. Дядюшка Адольф передоверил воспитание племянника гофмаршалу фон Брюммеру, который жестоко наказывал мальчика за любое ослушание: бил кнутом, ставил на колени на горох, надевал на него дурацкий колпак на потеху всем слугам и домочадцам. За три года маленький принц не услышал ни одного ласкового слова. К тринадцати годам это был физически слабый, полуграмотный, озлобленный, подозрительный волчонок.
Тут-то и наступил перелом в его судьбе. На русский трон взошла Елизавета Петровна, родная сестра его покойной матушки, женщина доброго, веселого нрава и нежного сердца. Она тут же призывает к себе единственного оставшегося на свете потомка своего незабвенного родителя. Встречает его ласково, нежно обнимает, целует. Но он к такому обращению не привык, он давно понял: взрослые – лицемеры. Если ни с того ни с сего ласковы, значит, им что-то нужно, что-то такое, от чего ему, Петру Ульриху, будет плохо. Он так и не поверит в искренность тетушки. Впрочем, она сама своими капризами и переменчивым настроением будет портить отношения, едва они начнут налаживаться.
А поначалу… Елизавета так хотела видеть сына Аннушки, родную кровиночку! Ожидала стройного, ясноглазого, кудрявого ангелочка, а перед ней нескладный, неказистый, хилый подросток – ничего общего ни с дедом, ни с Анной, ни с нею самой, признанными красавицами.
Но еще хуже – совсем не развит. Это даже ей, не слишком образованной, сразу бросилось в глаза. Чем ближе знакомились, тем больше огорчалась. Недоумевала: чему его там учили, в этой захолустной Голштинии!? Немедля приняла меры: приставила к племяннику наставника, лучше которого во всей России найти было едва ли возможно, академика Якова Штеллина (в некоторых источниках его называют Якобом и фамилию пишут с одним «л»). Выдающийся ученый и блистательный психолог, он старался, прежде всего, разбудить в мальчике интерес к знаниям. Но если занятия по практической математике,
