я женщина, хотя мне только двадцать пять… Я тоже еще молодая.
– Ника, давай я помогу, сам Костика покормлю, тебе надо прилечь.
– Не надо, спасибо… – отвечаю с трудом, голос свой не узнаю.
Усаживаю сына за стол, сама к плите – картошка, слава Богу не подгорела. Но слить её, конечно, Кирилл не удосужился.
Ну, правильно, я сама его приучила к тому, что кухня – это моё. Да он и не любитель готовить, ничего не умеет. Мне это было дико сначала – мой папа всю жизнь готовил нам всякие вкусности, очень любит это дело, я и мужа такого же хотела.
Не угадала.
Думаю, а сама быстро делаю пюре, достаю курицу. Нарезаю грудку мелкими кусочками – крупные Костик не любит. Накладываю ему, ставлю тарелку, сама отхожу к стене, замираю.
– А я ужин, получается, не заслужил? Ник?
Хочется бросить ему в лицо – неужели в ресторане не накормили? Хочется швырнуть в него этой курицей…
Той курицей, с которой он там обжимался. Подлец.
Меня трясет. Не могу больше его видеть! Не могу…
– Прости, зая, я дурак, тебе плохо… Я сам положу, а ты… ты будешь ужинать?
Спасибо, дорогой. Я сегодня наелась.
Выхожу из кухни, не глядя на мужа, но он останавливает, хватая за запястье.
– Ника, в чем дело?
Глава 4
У меня подбородок трясется сразу. Ничего не могу с собой поделать. Расклеиваюсь. Стараюсь – зубы сцепить надо и не расслабляться. Но я не могу.
Слезы сами текут.
– Ника… Господи, детка, да что с тобой?
Кирилл притягивает меня в объятия, а я… я хочу вырваться, но вижу перепуганный взгляд сына. Ложку, замершую у его рта…
Нельзя при ребёнке! Только не при ребёнке!
Мама всегда меня учила – ссоры с мужем неизбежны, старайся делать так, чтобы дети никогда этого не видели.
Я стараюсь. Поэтому, как бы мне ни было противно, я позволяю Кириллу меня обнять.
– Маленькая моя…
Стараюсь не дышать, страшно уловить нотки аромата той, другой… Но, видимо, мой супруг не так глуп. От него пахнет его одеколоном. Пахнет, правда, чересчур сильно.
Так, словно прямо перед входом в квартиру набрызгался. Всё продумал…
Жесть!
Просто жесть! И это все вот так бесцеремонно врывается в мою спокойную, счастливую жизнь! Эта грязь… обман… ложь…
– Ник… Никуся, давай я тебя в спальню отведу, а? Может, правда, врача? Ты… бледная.
Никуся… бледная… от его слов только голова кружится, и снова этот ком в горле.
– Не надо, – говорю шёпотом, еле слышно, тихо пытаюсь отстраниться, он отпускает не сразу.
– Иди, приляг, мы тут сами. Да, сын? – кивает в сторону Костика, повышая голос, – отпустим маму отдохнуть? Сами справимся?
– Угу… – сыночек бубнит, с закрытым ртом. Уже почти всю курицу умял, а вот пюре, как всегда, останется. Он у меня мясоед…
Кирилл опускает руки, снова сканирует
