из жизни
Женщина лет 50-ти, очень много занимавшаяся улучшением своего умонастроения, спросила меня между делом, все ли ею учтено и что бы еще нужно освободить. Я ответила коротко, как бы мимоходом: освободи свою жестокость. Мы обе спешили, и разговор на этом закончился. Женщина была ошарашена, поскольку жестокой себя не считала, и великодушно простила меня за мое заблуждение.
На следующий день женщина пошла загорать. День выдался холодный и ветреный, однако желание приобрести загар оказалось сильнее. Женщина облюбовала заветренное место, где росла высокая трава. Утрамбовала траву, постелила одеяло и легла на живот. Этот день она решила полностью посвятить себе и потому принялась беседовать со своими стрессами, в том числе и с жестокостью. В разгар беседы со своей маленькой жестокостью, наличие которой она не отрицала, женщина вдруг почувствовала, что на икры ног легли согнувшиеся стебли травы. Стряхнула их с себя ногой и продолжала думать свои думы. Через некоторое время стебли травы снова легли ей на ноги. Она снова их отпихнула. Когда это повторилось в третий раз, женщина встала на четвереньки, чтобы подняться и утрамбовать траву поплотнее. Когда она взглянула на ноги, то…
«То я сразу поняла, что означали твои слова», – сказала она. На ее икрах лежала гадюка! И лишь дома, оправившись от сильного испуга, женщина стала размышлять над тем, почему гадюка не укусила ее в ответ на такое бесцеремонное обращение с ней. Женщина поняла, что означает освобождение жестокости.
Эта женщина почти не обнаруживает своей жестокости в отношении других – она пока лишь коллекционирует жестокость. Зато жестокого человека она узнает издалека, а значит, боится. К сожалению, мы обе лишь спустя неделю поняли, сколь велика оказалась ее коллекция. Мы поняли, сколь много один человек может уместить в себе стресса одного вида, чтобы его не сочли плохим, и сколь умной оказалась гадюка. У женщины в нижней части левой икры образовалось рожистое воспаление. Гадюка была знаком предупреждения, мы же не сумели понять ее сообщения и форсировать ввиду необходимости освобождение жестокости.
За день до начала заболевания женщине пришлось выслушивать от своей матери очень злые и унизительные слова в адрес своего мужа. Мать живет далеко, поэтому дочь не захотела с ней ссориться и проглотила ее злобствования. Женщина сердилась на себя за то, что позволяет говорить так о своем муже, и все же позволила. Принесла себя в жертву семейного согласия. Еще раньше она старательно выправила свое отношение к отцу, мужу и мужскому полу и оттого особенно чувствительно воспринимала жестокую иронию женщин в адрес мужчин. Ее надежда на то, что мать переделает себя хотя бы ради собственного благополучия, рухнула.
Своей воинственностью ее мать пока еще не уготовила себе такого страдания, которое изменило бы ее отношение. А учиться по-умному ее мать не умеет. Дочь жалеет свою мать, и это чувство жалости, оно же чувство вины по поводу того, что жизнь у матери не задалась, как раз и определило последствие.
