удебным разбирательством и вердиктом присяжных, была буквально стерта в пыль приговором суда. Три года шесть месяцев колонии общего режима! И за что!? Во имя чего!? Ну да, сама виновата! Слезные железы отказывались работать в прежнем темпе, источник секрета их иссякал. Женщина тихо всхлипнула и высморкалась в мятую бумажную салфетку.
– Слышь! – Наталья вздрогнула и обернулась, – на неё с вызовом глядела «коллега» по несчастью, соседка по камерному отсеку автозака. Ею оказалась цыганка лет тридцати-тридцати двух. Цветастый платок съехал набок, черные густые волосы высыпали наружу, – тебя как звать, малохольная? – Цыганка прямо в упор буквально расстреливала Наталью дуплетом своих пронзительных черных глаза, – у тебя закурить есть?
– Н-наташа, – Наталья потупилась, опустив голову, а потом украдкой взглянула на временную попутчицу.
– Ну-у-у-уууу, – цыганка смачно выругалась, ловко метнув сквозь идеально ровные жемчужные нижние зубы длинный вязкий плевок прямо в угол клетки, – тебе говорят! Курить дай, ну!?
Вызывающее поведение и наглый пронзительный голос цыганки действовал немного отрезвляюще.
– Н-не курю, – Наталья почти пожалела, что не курит. И никогда не курила.
В боковую дверь автозака заглянул начальник караула, долговязый тип с прыщами на лице и длинным горбатым носом. Его кобура, тяжело свисающая с поясного ремня, гулко грохнула о металлическую дверь. Он кивнул двум своим товарищам, снял форменную кепку с кокардой-«яйцом» и пригладил пятерней потные жиденькие волосы:
– Ждем, пацаны, – и снова исчез.
В замкнутом пространстве время тянулось утомительно медленно. Оно будто превратилось в некое вязкое желе, которое продавливалось событиями сегодняшнего дня исключительно вяло и неохотно. Событийный материал, разогнавший эту кобылку-жизнь за три последних недели до небывалых скоростей, казалось, сейчас исчерпался. Наконец, прорву времени спустя, первый караульный, тот, что сидел ближе к двери, толстый парень с лысым черепом, выглянул из автозака наружу и поднял руку.
– Стас! Ну, что там? – Второй караульный, худой долговязый индивидуум с рябым лицом, явно нервничал, выкуривая уже третью сигарету за пол-часа.
– Да погоди, ты! Какой быстрый! Как срок у этой вот, – первый караульный заглянул внутрь и кивнул в сторону цыганки, – сейчас они там разберутся.
Цыганка встала со скамьи и схватилась за решетку обеими руками:
– Старшой! Дай закурить, будь человеком, – голос её, на сей раз заискивающе-елейный, сейчас звучал удивительно мягко и просительно, буквально убаюкивая и заставляя даже физически закрывать глаза всех окружающих. На лице же сию секунду водрузилась гримаса неимовернейшего страданья, она выглядела таким образом, как если бы вы подошли к зеркалу, сдвинули брови, скорчили злобную гримасу, поставили большой палец между бровей и потянули им кожу вверх. Забавно, не правда ли?
– Какая у тебя статья, красавица, какая ходка? – второй караульный с видимым удовольствием глубоко затянулся и выпустил дым прямо цыганке в лицо.
– Какая-какая! Двести двадцать восьмая! Часть вторая! А ходка моя – последняя!
– А ну, быстро села на место! Вот так! И не маячь тут больше! Наркоманка?
– Не, старшой, да никогда! – Цыганка, изображая саму невинность, уселась обратно на скамью, насупившись.
– Поехали! – Первый конвойный махнул рукой.
Второй конвойный повернул ключ в замке. Тот пронзительно лязгнул, и решетка отворилась. Клетка выпускала своих узниц.
– Ну, девочки, давай! Первая пошла!
Цыганка скривила еще более жалостливую гримасу:
– Старшой, ну дай сигарету. Сил больше нет.
– Пошла, я тебе говорю, – второй конвойный нарочито медленно снял с плеча автомат. Стальное дуло было рябым, очевидно, от слишком частого использования.
– Иду я, иду, чего, не видишь? – Цыганка двинулась к выходу, взяв руки за спину.
– Давай быстрей! Вот так! Молодец!
– Первая есть! – раздался крик начальника караула откуда-то снаружи. – Давай вторую!
– Вторая пошла! – Наталья встала со скамьи и под недоверчивыми взглядами караульных двинулась к выходу из автозака.
– Ты, девонька, руки-то за спину возьми, крысы тебя разорви!
Наталья вздрогнула от неожиданной грубости и тут же подчинилась этому окрику, вызвавшему в ней первобытный инстинкт самосохранения, а острый укол страха неприятно вонзился где-то в области сердца.
Женщин вывели в пыльный обшарпанный шлюз. У противоположной стены столпилось несколько человек. Сотрудники следственного изолятора носили характерную
