лица. Мамочка шагает рядом, время от времени поправляя съехавшую на бок полосатую панамку. Вдалеке мягко шумит Желтое море, и его волны неустанно слизывают следы от таких же как мы гуляк, оставленные теми на горячем крупинчатом песке.
– Ам, хочешь пить? Я схожу куплю воды, подождешь?
Она указывает мне на витую железную лавочку под сенью дерева.
– Я быстро, не заскучаешь? – она снова целует меня и ласково проводит по скуле от виска до подбородка, слегка прищипывая пухлую щечку.
– Неа.
Деловито усевшись на место, я доедаю свое лакомство, отрывисто раскачиваясь на лавочке как на качелях.
Я не помню, сколько времени просидел в одиночестве в тени дерева, пока не услышал пронзительный крик женщины и несколько рваных громких звуков, оставляющих короткое эхо после каждого. Резко обернувшись, я вскакиваю с места, испуганно мотая головой по сторонам. Мне стало резко страшно и холодно, не смотря на летний зной и палящее августовское солнце.
– Мам?
Бегу в сторону ларька, куда недавно ушла мама. Шарики выскальзывают из моей руки, быстро поднимаясь в небо все выше и выше, но я не замечаю. Мне нужно срочно найти маму.
– Мамаааа!
Я вижу ее, лежащей на земле в окружении трех мужчин, одетых в черное. Один из них поднимает голову и решительным шагом направляется прямо на меня. Резко дергает за руку и тянет к остальным, грубой ладонью больно закрывая мне рот. Я дергаюсь и мычу, трепыхаясь в руках незнакомца, умудряясь укусить того за большой палец. Выругавшись, он ослабляет хватку и выпускает меня из рук, но напоследок срывает с шеи подарок мамы – мой личный оберег от зла.
– Отпусти! Отпусти меня!! – кричу изо всех сил, привлекая внимание немногочисленных гуляющих. Мужчины в черном скрываются за магазином, оставляя меня одного, заплаканного и осиплого от крика.
– Мамочка, – шепотом зову я, подбегая и хватая ее за упавшую на землю потяжелевшую руку. Она молчит, с закрытыми глазами продолжая лежать на грязном песке в неестественной позе.
– Мама, просыпайся! Посмотри, я измазал тебя мороженым, вставай!
Все ее платье испачкано багрово – красной краской, которую я принимаю за фруктовый джем из рожка, оставленного мной на железной лавке.
Какие-то чужие руки отрывают меня от матери, не обращая внимания на плач и безостановочные попытки вцепиться в ту за все, что попадется – спутанные волосы, уже ставшее влажным и алым грязное платье, объемную пляжную сумку на хрупком плече…
Меня сажают в машину, куда-то везут, но от шока и боли я ничего не соображаю, липкими ладошками стирая с лица соленые слезы.
Тем днем, восьмого августа, мне исполнилось пять лет.
Наши дни
Выныриваю из мучительных воспоминаний, по крупицам вплетая реальность в чуть замутненное сознание. Всего один взгляд на до боли знакомый камень, и как много воскресших страданий. На самом деле в тот роковой день украшение
