предстоящего разговора.
– Вы ещё молодые, – продолжал Жак, – ещё не поздно на третьего замахнуться.
«Вот шахматист, – подумал Лекс, помятуя о способностях начальника, – с пешки заходит. Тонко.»
Лицо Забавы исказилось в горестной гримасе, в глазах мелькнул недобрый огонёк:
– Этих-то, как без отца растить, не знаю, Лекс уходить собрался, не нужны мы ему, – горестно произнесла она.
– Я что-то такое краем уха слышал, но не поверил. Так что жена правду говорит? – обратился он к Лексу.
Лекс только сжал губы и презрительно – негодующе глянул на жену, всем видом давая понять, что не намерен обсуждать эту тему.
-Ну, понятно! – продолжал начальник,– как детей делить будете? Кому кто достанется?
-Говорит – у него любовь,– противным голосом съехидничала жена.
– А эта-то чем тебе не угодила? Красивая, умница, хозяйственная. Чего ещё тебе надо? Детишек заводить – так любил. Послушай, Лекс, крепко надо подумать прежде чем такие решения принимать. Не даром написано, что семья – это ячейка общества. Это фундамент, основа на чём стоит государство. Что бы не случится в твоей жизни, единственно на кого можешь положиться – это семья. Ни друзья, ни знакомые, ни тем более любовница. Все разбегутся. А семья никогда не бросит, – закончил Жак.
А сам подумал: «Что же тебе, собака паршивая, ещё надо-то, глаза разуй». Лекс слушал и думал, «Ну как им объяснить, что они говорят всё правильно: он и сам всё это знает, но они не понимают что с ним случилось страшное, непоправимое – он влюбился. Да так, как никого никогда не любил и все их правильные слова сейчас не имеют никакого значения. Всё ничто по сравнению с его любовью».
Ему хотелось только одного, чтобы они отстали от него как можно скорее. Лексу повезло: начальник попался хороший, душевный и мудрый. Ни клятв, ни заверений не требовал.
Жак сообразил, что сейчас давить нельзя: с подчинённым творилось, что-то нехорошее. Взгляд выражал такую неизбывную тоску и отчаяние. Мудрый начальник догадался, что в таком состоянии человек может не контролировать себя и натворить бед и разных глупостей, о которых потом будет сожалеть. А может и того хуже – что-то непоправимое. За свой долгий век он всякое видел. Поэтому даже не допив чай, быстро засобирался.
– Послушай меня, Лекс, все эти глупости надо выкинуть из головы, о семье надо думать, – прощаясь подытожил начальник, и добавил, – ты мужик грамотный, не глупый, я думаю – ты примешь правильное решение.
И, уже уходя, один на один,– жена осталась на кухне прибрать со стола,– крепко пожимая руку, на ухо добавил:
– Ты их хоть десяток заведи, но семья это святое.
Последняя фраза у Лекса даже вызвала лёгкую улыбку.
– Спасибо, Жак, я подумаю. Хороший ты мужик, – ответил он.
Начальники всех уровней кинулись спасать «заблудшую овцу» от морального разложения, спасать ячейку общества. Конечно все они хотели добра и заслуживали, по крайней мере, понимания. Они делали
