ситуации. Она сидела ближе к стене, поэтому следователь видел её целиком. Ловя на себе откровенно неравнодушные взгляды, Устя припомнила кое-какие эпизоды своей домонастырской московской жизни…
Сделав глаза томными, поместив на лице загадочную полуулыбку, девушка, будто нечаянно, расстегнула верхнюю пуговичку халатика. Это небрежное движение улучшило видимость не только шеи… Отвечая на очередной вопрос, слегка откинулась на спинку стула, проделав классический женский трюк с помещением одной ножки на другую. Расстегнувшаяся от резкого движения вторая пуговичка, должна была чрезвычайно усилить эффект воздействия на неустойчивую психику государственного дознавателя.
Проделанные Устей действия имели мгновенный результат. Причём его эффективность превзошла ожидания бывшей танцовщицы московского стриптизклуба. Глеб Борисович начал краснеть! Губы, несмотря на непрерывное воздействие влажного языка, упрямо сохли. Но самое главное – низ живота: там творилось что-то ужасное! Глаза у парня покрылись поволокой, а тело выделывало на стуле сложные возвратно-поступательные движения. Вопросы стали сбивчивыми, не логичными, запутанными. Казалось, дознаватель торопится, как минимум, в туалет.
Устя поняла, что решительный момент наступил, и ласково обворожительно прервала ход дознания:
– Поверьте мне, я ни в чём не виновата. Это нелепое стечение обстоятельств… Если бы я была замешана в этом… ограблении… Вы возьмите с меня подписку о невыезде и отпустите домой. А вечером мы можем пообщаться в каком-нибудь ресторанчике…
Девушка игриво повела головкой, а её глаза призывно блеснули. Глеб Борисович облизнул в очередной раз высохшие губы и уже был готов на всё, лишь бы кончилась сексуальная пытка. Его не столько убедила возможность встретиться с завлекательной девушкой в интимной обстановке, сколько желание достойно закончить допрос. Идею подследственной – о подписке – воспринял с энтузиазмом.
– Конечно подписка… Да, подписка… – дрожали руки и губы следователя, уже оформлявшего нужную бумагу.
Когда Устя спрятала долгожданный документ в обворожительном месте на своей груди и уже собиралась распроститься, в камеру вошёл охранник и капитан Скеля, ближайший начальник Нахрапистого. Бегло глянув на Устю, капитан горячо обратился к подчинённому:
– Пойдём быстрее – главный зовёт, а подозреваемая пусть посидит с Федотычем, – кивнул Скеля на охранника и махнул головой в сторону двери, призывая лейтенанта поторопиться.
Глеб Борисович побледнел, усиленно пережёвывая губы, и обречённо поднялся. Резко схватил первую попавшуюся папку, прикрыл ею низ живота и медленно вылез из-за стола.
– Папка зачем? Оставь… – нахмурил брови капитан, с непониманием посматривая на бледного подчинённого.
Тот же, повертев отрицательно головой, пулей выскочил из помещения.
– Что это с ним? – опешил Скеля, подозрительно измерив взглядом невозмутимую подозреваемую.
