когда он возник вдверном проеме, я вдруг всей кожей своей почувствовал исходящую от него опасность. И не только я, как выяснилось позже, когда Себастьян ушел. Банкомет, едва за незванным гостем закрылась. дверь, зябко передернул плечами и произнес:
–Если такой попросит взаймы, то отказать емубудет очень трудно…
А пока Себастьян, не сказав даже «здравствуйте», стоял на пороге и острым взглядом изучал наш стол— перистый лук, сало, рыбные консервы. Наконец его кривой нос шумно втянул в себя прокуренный насквозь воздух, и Себастьян подошел к столу:
– Вот это жратва, я понимаю! Не подвела, значит, меня интуиция, удачненько дверь нашарил. Мне кажется, если хорошенько поразмыслить, то где-то недалеко, в тумбочке, например, и бутылка беленькой стоит, а? Не ошибся, а? О-о-о! Да тут, я смотрю, и конок уже раскинут… В очечко, да? Тогда я за стаканом и горбушкой, а вы кидайте и на меня – три в темную…
Обрадованный, он куда-то побежал, а мы все озадаченно переглянулись: во-первых, у нас действительно стояла в тумбочке бутылка водки, во-вторых, при условно обильной закуске мы не располагали ни кусочком хлеба, и каждому было лень идти за ним… Надо же, провидец чертов!
Часа через два оживленной игры вся наша комната лишилась сала, водки, консервов и плюс к тому – денег. Однако нового нашего знакомца это отнюдь необескуражило:
– Башлей нет – давайте играть на «пиявок»! Что такое «пиявки» мы не знали, но Себастьян нам с готовностью объяснил:
– Проиграл ты, допустим, десятку… Тогда я пальчиком левой руки оттягиваю указательный перст правой – вот так, и бью тебя по лбу… Или в лоб – кактебе будет угодно. Десять раз… Усвоили?
Усваивать практику игры на «пиявок» пришлось нашим головам. Бил Себастьян просто мастерски, но от этого нам легче не становилось. Проигравшего он сажал на стул, заставлял его пригибать голову и оттяну-тым пальцем бил прямо в темечко. После такого «расчета» в наших ушах стоял звон, глаза по-кроличьи краснели, а видимость вокруг уже не была видимостью, а каким-то густым, все искажающим маревом, исходящим от пола до потолка.
Однако боль можно было все-таки стерпеть. Невыносимы были пытки издевательской словесностью, граничащие с морально-психологическим садизмом… Язык не поворачивается, чтобы повторить те метафоры, которые он употреблял для характеристики наших черепушек, а писать их не поднимается рука, хотя и говорят,что бумага все терпит…
Себастьяна нельзя было назвать шулером. У него никогда не было своей карточной колоды, и постоянные его выигрыши ничем нельзя было объяснить. Например, в руках у меня три карты, и Себастьяну надо решить: прикупать ли ему или нет? Он пристально смотрит мне в глаза, затем ехидно улыбается: «По роже твоей видно, что у тебя на руках восемнадцать очков. Или «казна» – семнадцать…» И ведь так оно и было, черт возьми!
Натешившись над нами, как пушкинский Балда над попом, Себастьян выгребал из кармана добрую половину выигранных денег:
