занимательные и поучительные притчи.
Сосуществование на одной странице цитаты из Корана, исторического или (значительно чаще) псевдоисторического предания о каком-нибудь персидском царе, например Сасаниде Шапуре II, афоризма, приписываемого, скажем, Платону, – особая примета «зерцал», отличающая их, пожалуй, от любого другого жанра средневековой словесности (положим, теологических или законоведческих сочинений). Но это – о жанре в целом. Существовали же произведения, которые вполне обходились без авторитета Корана и Сунны. Это, например, «Тайна тайн» псевдо-Аристотеля, «Греческие заветы» Ибн-ад-Дая, подавляющее большинство произведений Ибн-аль-Мукаффы, тяготевшего к персидскому наследию. Как были и такие, в которых к греческому или эллинистическому наследию авторы совершенно не обращались (например, «Сокровище владык» Ибн-аль-Джавзи). Иные темы (к примеру, бренность власти) не могли обойтись без «Израилиад» (вспомним автора библейской Книги Екклесиаста – «царя в Иерусалиме»).
Культурный контекст эпохи во многом определялся терпимостью, открытостью внешним влияниям. И выбор авторитета не был заранее задан жёстко и однозначно. Любая идея могла обосновываться едва ли не любым авторитетом. Приведу два примера. Так, аль-Маварди авторитетом Пророка, приписав его Мухаммаду, подкрепил афоризм: «Создал Бог сей мир для меча и пера. И возвысил перо над мечом» [8]. Не менее влиятельный законовед аль-Газали автором афоризма, обосновывающего главенство в обществе науки и учёных, указал… Александра Македонского [9]. Ещё более показателен разброс авторитетов, которыми обосновывается истинность другого афоризма: «Следите за делами подданных, удовлетворяйте нужды свободных, оберегайтесь от недовольства злых. Ведь благородный восстаёт, когда голоден, а подлый – когда сыт». Среди авторов этого завета в разных «зерцалах» фигурируют Платон [10], Ардашир [11], Ануширван [12], Праведный халиф Али Ибн-Аби-Талиб [13], Ибн-аль-Мукаффа [14].
Но возможность обосновать всякое положение обращением к любому авторитету выводит проблему авторитета за круг реальных, сущностных обоснований истинности, правильности, обязательности той или иной идеи в «зерцалах».
Реальным авторитетом оказывается сама истинность того или иного положения – истинность, понимаемая как соответствие действительности, как разумность, как практическая полезность. Если подойти к проблеме с иной стороны, то придется констатировать, что авторитетами, реальными или выдуманными, нельзя было бы обосновать неистинное положение. Ну, например, приписать великому полководцу Александру Македонскому рекомендацию вступать в бой в такой ситуации, чтобы солнце светило твоим воинам в глаза да ещё ветром несло пыль навстречу. Со ссылкой на него приводится совет противоположного содержания.
И всё-таки авторитет играл свою роль. Он либо устанавливал, либо подтверждал традицию – всё ту же истинность, но понимаемую на этот раз как проверенность длительным и
