не могла, но лучше бы тебе поесть. Если получится.
Я посмотрела на кашу и поняла, что со вчерашнего дня ничего не ела, кроме бананового шейка. Я жутко проголодалась, но все равно не могла проглотить ни кусочка.
– Твой папа любил кукурузный хлеб, – проговорил дядя Алекс, мрачно глядя на поднос. – Нам часто его давали, когда мы были маленькими. Он мазал его маслом. Пока масло еще не запретили, конечно.
Я взяла поднос и поняла, что даже с подключенными нейродетекторами руки у меня дрожат. Заметив это, дядя Алекс забрал поднос и поставил его на журнальный столик в центре комнаты. Я только тогда его заметила.
Вообще-то до этого момента я не обращала внимания на обстановку. Около стены стояла софа, еще я увидела антикварный телевизор примерно 2020 года выпуска, огромное зеркало, плюшевый ковер из наноткани, который переливался синими и фиолетовыми оттенками («Цвета для сна», – объяснил дядя Алекс), маленькая иммерсионная капсула в углу комнаты («На случай, если тебе захочется с кем-нибудь поговорить или просто ненадолго исчезнуть») и дверь, ведущая в туалет, совмещенный с ванной. Эта комната была больше похожа на маленькие апартаменты, чем на спальню. На стене висела картина. Красные фигуры на синем фоне. Одна играла на скрипке, другая – на флейте. Еще трое сидели, скрестив колени, слушая музыку.
– Я купил эту картину в Эрмитаже в России до того, как там началась гражданская война. Нравится? – спросил дядя.
– Это Матисс, – ответила я. Это был не тот ответ, которого он ожидал. По правде говоря, из-за нейродетекторов я не могла понять, хорошая это картина или плохая. Может быть, чтобы по достоинству оценить произведение искусства, нужно в полную силу чувствовать боль и грусть. Но дядю мои слова впечатлили.
– Для своих лет ты очень много знаешь.
– Мама любила живопись. Она водила меня в галереи. Иногда в настоящие, иногда виртуально – в иммерсионной капсуле.
– Твоя мама была очень образованной. И, наверное, была хорошим учителем. А папа тебя чему-нибудь учил?
Я покачала головой.
– Нет, он был слишком занят своими книгами и статьями.
Дядя Алекс горько усмехнулся.
– В основном об индустрии «Касл».
На это я ничего не ответила. Просто сказала:
– Знаете, он иногда рассказывал мне о том, как писать. Он утверждал, что слова – это оружие. Найди нужное слово, и оно будет сильнее всего на свете. Слова могут помогать людям, а могут их ранить. А в основном он учил меня просто быть собой. Учил иметь свои принципы. Поступать так, как считаешь правильным, даже если это тяжело. И еще он учил меня готовить.
Дядя Алекс кивнул и в замешательстве посмотрел на меня. Я только сейчас заметила, что губы у него были тонкие, тоньше, чем у папы. Тола однажды сказала: «Никогда не доверяй человеку с тонкими губами», но она часто говорила глупости.
– Основная проблема с правдой заключается в том, что она, как и моральные принципы, у каждого своя. Для одного это правда, для другого – ложь. То, что
