внутренне застонал. Он всегда пытался поколебать мою веру, но ему это не удавалось раньше и не удастся впредь, ибо мой курс был неизменно ясен: "Избегай гладкого языка Зла, чтобы не потерять свою бессмертную душу. Ибо Зло придет на суд, а муки Ада вечны". Так говорил Зард в дни своего Учения, и все мы верили в это. Слово Зарда было не просто символом. Это был образ жизни, и Земля Обетованная цвела и расцветала под ним.
Признаться, я был невежественен в языческом жаргоне, который ввел Вулвертон. Я ничего не знал о нуклеонике, космических путях, генетических факторах, хромосомных узорах, экономике или социологии. Да меня это и не волновало. Когда-то наши люди знали об этом, но отнеслись к этому по-детски, как люди отбрасывают детские игры. Для нас же существовало Слово. Не Зард ли начертал огненными буквами на изрезанном камне: "Будь тверд в вере своей. Устреми свой взор к радостям небесным и откажись от зла. Ибо верный человек – яркий луч в очах Всевышнего, и ничто не повредит тому, кто идет по четырехстороннему пути Праведности". Слова Зарда были утешением. Слова Вулвертона – болью. Я был трижды благодарен за то, что выучил Слово. Оно стало такой частью меня, что даже Вулвертон не смог поколебать мою веру. Я был силен в вере и в воле. Ибо я был Адептом, уступающим лишь Носителю Слова.
Вулвертон со своими машинами мог сдерживать мои силы, но не более того. Он не мог захватить мою душу. А именно этого он и хотел. Мое тело было бесполезно для него. У него было много тел из плоти и металла, чтобы служить ему, но ни одно из них не обладало моей силой, чтобы заглядывать в сердца людей, знать их сокровенные мысли, чтобы доносить то, что даровал Зард. Чтобы убить, если понадобится.
Именно благодаря моим способностям я оказался здесь, в доме Отца Зла, в плену у примитивного идолопоклонника, который превозносил свои машины выше Слова.
Вулвертон пристально посмотрел на меня.
– Если бы ты вбил себе в голову, что в конце концов присоединишься ко мне, что не уйдешь отсюда, пока не присоединишься, что будешь видеть вещи такими, какие они есть на самом деле, а не такими, какими бы тебе хотелось их видеть, нам обоим было бы легче, и я не был бы вынужден держать Халсайта под наблюдением и тратить энергию на облучение этого места ультрачастотами. Но если мне придется потратить десять лет на то, чтобы одну за другой снять чешую с твоих глаз, я все равно сделаю это и буду считать, что время потрачено не зря. Видишь ли, ты уникален. Такого, как ты, нет нигде в известной Вселенной – и более того, ты необходим.
Я смеялся над ним и радовался черному гневу, который появился на его лице. Потом морщины разгладились, жесткий блеск исчез из его золотых глаз, и я снова испугался. Не за себя, а за свою душу.
– Ну что ж, попробуем еще раз, – сказал Вулвертон с принужденной веселостью.
Я попытался найти его истинный смысл, но он был пуст – гладкая, холодно-твердая поверхность, которую я не мог пробить. Не то что остальные. Они были мягкими и нечеткими. Их изображения были нечеткими, искаженными, колеблющимися, нереальными, но это было связано с машинами Вулвертона. Я не мог общаться
