И прежде, чем он успевает подняться, я оказываюсь у него на спине и хватаю его голову за подбородок и затылок, готовясь крутануть и остановить все проявления жизни в этом бестолковом существе. Кажется, он понимает, что это не шутка.
– Достаточно просто попросить прощения, – миролюбиво говорю я.
Он проверяет мою решимость, напрягая мышцы своих накаченных рук. Однако по тому, как его голова сжимается в моих руках, он делает вывод, причём совершенно правильный. Разумеется, лишать жизни я его не собираюсь, но он-то этого не знает.
– Извини, – бормочет Чикуня.
– Нет, так не пойдёт, – качаю я головой. – Оскорбление нанесено громогласно. Давай-ка и извиняйся так же.
Я вынуждаю его извиниться в голос, под улюлюканье и насмешки его соратников, сам же смотрю в это время на Айгуль. Она стоит неподвижно, крепко сжав зубы, и наблюдает за происходящим. Отпустив Чикуню, я поднимаю свою олимпийскую куртку и ни на кого не глядя, иду к воротам.
Я конечно понимаю, что не нужно было этого делать, что всё это чистой воды мальчишество, но захотелось утереть нос этим уродам. Ну и перед барышней хвост распушить. Не без этого. Как теперь выбираться отсюда?
Иду вдоль дороги и машу рукой всем попуткам, включая грузовики и автобусы, но охотников на мой трояк не находится. Так и шагаю до самой остановки, а это почти сорок минут. Потом долго жду автобуса и ещё дольше еду до центра. И только тогда отправляюсь к Куренкову.
Он меня уже ждёт. Вернее, ждал, а теперь его нет на месте и ждать приходится мне самому. Надо отметить, день сегодня не самый удачный. Хотя… Хотя, как посмотреть. В принципе, с Цветом всё отлично получилось. Я сижу в коридоре и размышляю. Проходит, наверное, не меньше часа, прежде чем меня окликает Куренков.
– Брагин! А я уж думал тебя перевербовали. Ты куда пропал? Спал что ли до обеда?
– Роман Александрович, здравствуйте. Что вы такое говорите, я ведь вообще не сплю, постоянно чем-то занимаюсь.
– Да уж, лучше бы спал, – смеётся он, – а то от твоих занятий тревожно как-то на душе.
– Да бросьте вы, чего тревожиться? Всё же хорошо. Сегодня вот начал вербовку Паши Цвета.
– Ой, Брагин, – машет он на меня рукой. – Молчи, ничего не говори. Слышать этого не желаю.
Мы заходим к нему в кабинет, и я подробно, во всех подробностях, кроме интимных, рассказываю обо всех московских делах и событиях. Не обхожу вниманием и меню в столовой ЦК.
– Да, Егор, – качает он головой. – Ты даже в ЦК пробрался. Может ты шпион? Может тебе на самом деле лет сорок, просто буржуи тебя законсервировали в ходе какого-то иезуитского эксперимента, а?
– Может и так, – смеюсь я, – но я же не могу этого рассказать, иначе вы меня расстреляете. Только на самом деле, мне уже пятьдесят.
– Вот я и думаю, что-то с тобой не так.
– Со мной-то всё так, а вот что с Артюшкиным?
– А ему кроме Кахи ничего и не надо было, так что его жизненная программа выполнена. Он сегодня сам рапорт
