на языке мариш, принятом у Солдат. Поковырявшись с насосом несколько минут, Халеф нашел причину отказа: в маленьком распределительном щитке с предохранителями, вынесенном, для удобства обслуживания, из корпуса, обгорела клемма. Подогнув ее так, чтобы обеспечить приемлемый контакт, Халеф вылез из шкафа и улыбнулся:
– Включай. По-моему, это оно.
Вири с недоверчивой ухмылкой прижала кнопку пуска, и насос, мокро чавкнув, завыл.
– Даже странно, – подняла брови девушка. – Я думала, что вы там уже и забыли, что такое техника. Все своим Папашам молитесь и людей вешаете.
– Не совсем так, – примиряюще покачал головой Халеф. – Хотя кое в чем ты, наверное, права. Я и сам думаю, что ничем хорошим это не кончится.
– Кончится тем, что к вам придут Солдаты, вот увидишь. И поделом. Нечего на ровном месте с ума сходить. Идем, пора завтракать.
Завтрак, состоявший из жареной рыбы в густом грибном вареве, Халеф проглотил одним махом. Облизав ложку, юноша сложил на животе ладони и поднял на Вири умоляющие глаза.
– Нет, – сказала она. – Никакой добавки. Мне не жалко, тут на всех хватит, но тебе еще нельзя. Дед сказал, что у тебя почти атрофировался желудок. Если сразу натрескаться до отвала, можешь ноги откинуть. Иди лучше, сиди на солнышке.
– А погулять можно? – поинтересовался Халеф.
– Тоже нет. Гуляй себе в саду, но к реке не спускайся.
Халеф церемонно поклонился и вышел.
Ближе к полудню появился судья. Сидя среди цветущих фруктовых деревьев, Халеф услышал, как возле ворот остановился фырчащий автомобиль, скрипнула калитка, и до его слуха донесся негромкий голос Бурка – очевидно, тот приехал не один. Вскоре за спиной юноши треснуло, раскрываясь, окно. Он обернулся, чтобы через неплотные шторы различить смутный силуэт судьи и его гостя, очевидно, высокого сухого мужчины с неестественно прямой спиной. Не видя Халефа, они негромко заговорили на мариш. Бен Ледда, невольно прислушиваясь к разговору, так и не сумел ничего понять: мариш был для него совершенно чужим.
И все же несколько слов врезались ему в подсознание настолько крепко, что он еще долго размышлял о том, что бы они могли значить: Бу Бруни и «пророчество», произнесенное на его языке, причем собеседник Бурка повторил это слово несколько раз. Халеф не помнил, что такое Бу Бруни – имя? место? – но мог спорить, что совсем недавно он знал это очень хорошо.
В центральном посту управления ярко светились неприятно-белые потолочные плафоны, где-то за пластиком переборки едва слышно гудел какой-то механизм. Тон гудения то и дело менялся, свидетельствуя о неисправности, но сейчас никому из присутствующих и в голову не пришло бы рабраться, что там случилось. Все были заняты собственными мыслями, по большей части весьма и весьма тягостными.
Здесь собрались все пятнадцать человек экипажа, за исключением главного механика Блаза, находившегося сейчас в двигателях. Они ждали, когда Блаз, заканчивавший ревизию главного триггера, вынесет свой приговор.
Тягостное
